Читаем Сын цирка полностью

Он учился по ускоренной программе иезуитов из Университета Лойола-Мэримаунт в хорошей школе, до которой было приличное расстояние от Уэствуда. Но хотя поездки в школу и обратно были небезопасными, тот факт, что Мартин Миллс получил начальное образование там же, где учились и студенты университета, оказал серьезное влияние на мальчика. В соответствии с экспериментальным обучением детей раннего возраста – спустя несколько лет эта программа была закрыта – даже стулья в классах были взрослых размеров, и классные помещения не были увешаны детскими карандашными рисунками или картинками животных с соответствующими буквами алфавита. В мужском туалете этим одаренным детям, малорослым мальчикам, приходилось вставать на стул, чтобы пописать, – в те дни еще не было писсуаров на высоте сиденья инвалидной коляски. Таким образом, благодаря высоко расположенным писсуарам и классам с голыми стенами эти особые дети как бы получали возможность перескочить через свое детство. Но если классные комнаты и писсуары и говорили о серьезности задуманного дела, они были отмечены той же самой бездушной обезличенностью, что и многочисленные спальни в жизни юного Мартина.

Всякий раз, когда дом в Уэствуде сдавался в аренду, Дэнни и Вера лишались услуг университетской няни. Тогда водителем назначался Дэнни, который из каких-то незнакомых районов города на всех спиртных парах доставлял Мартина Миллса к его ускоренному образованию в Университете Лойола-Мэримаунт. Ездить на машине с Дэнни из Уэствуда и обратно было не менее опасно, чем с университетской няней. Рано утром Дэнни бывал с похмелья, если уже снова не успел нагрузиться, и к тому времени, когда Мартина надо было забирать из школы, Дэнни снова начинал прикладываться к бутылке. Что касается Веры, она не водила машину. Бывшая Гермиона Роузен никогда не училась водить машину, в чем не было ничего необычного для тех, чья юность прошла в Бруклине или на Манхэттене. Ее отец, продюсер Гарольд Роузен, также никогда не умел водить; он часто вызывал для поездок лимузин, и был период, когда в течение нескольких месяцев Дэнни Миллс был лишен водительских прав за вождение в нетрезвом виде и Гарольд посылал лимузин, чтобы отвозить Мартина Миллса в школу.

С другой стороны, дядя Веры, режиссер Гордон Хэтэвей, гонял по дорогам как сумасшедший, и его тяга к большим скоростям в сочетании с постоянно фиолетовыми ушами (разной степени глухоты) приводила к тому, что его периодически на какое-то время лишали водительских прав. Гордон никогда не уступал ни пожарным машинам, ни машинам «скорой помощи», ни полицейским машинам; сам он никогда не пользовался звуковым сигналом, поскольку не слышал его, и не обращал никакого внимания на предупреждающие звуковые сигналы, которые ему подавали из других транспортных средств. Он встретится со своим Создателем на скоростной трассе Санта-Моника, где врежется сзади в грузовой автомобиль с фургоном, полным серфов. Гордон был мгновенно убит доской для серфинга; может, она вылетела из багажника, закрепленного на крыше, или из открывшейся задней двери фургона, – так или иначе, доска пробила лобовое стекло в машине Гордона. В результате на всех четырех полосах скоростной трассы – в обоих направлениях – произошли столкновения с участием восьми автомобилей и одного мотоцикла; однако погиб только Гордон. Наверняка у режиссера были одна или две секунды, чтобы увидеть приближение собственной смерти, но на поминках его знаменитая сестра С. М., которая одновременно была женой Гарольда Роузена и матерью Веры, отметила, что глухота Гордона, по крайней мере, избавила его от какофонии собственной смерти, ибо все согласились, что грохот от столкновения девяти транспортных средств явно был оглушительным.

Тем не менее Мартин Миллс остался жив после беспокойных поездок к своему продвинутому образованию в Лойола-Мэримаунте. Что его преследовало, так это спальни – их чуждость, ощущение неприкаянности, которое они вызывали. В самый разгар распродаж Дэнни сгоряча купил дом в Уэствуде на деньги, полученные за три договорных сценария; к сожалению, когда он получил гонорар, сценарии еще не были написаны – ни один фильм по ним не будет запущен в производство. Тогда, как и всегда, было много дополнительной возни из-за незаконченной работы. Дэнни пришлось сдать в аренду дом. Это угнетало его; он пил, чтобы заглушить отвращение к себе. Это также вынуждало его жить в чужих домах – как правило, в домах продюсеров, или режиссеров, или актеров, которым Дэнни задолжал обещанный сценарий. Не в силах быть свидетелями сцен из жизни писателя-бедолаги и общаться с ним, эти филантропы покидали свои дома, сбегая в Нью-Йорк или в Европу. Иногда, как позже узнавал Мартин Миллс, с кем-нибудь из них убегала и Вера.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги