Он учился по ускоренной программе иезуитов из Университета Лойола-Мэримаунт в хорошей школе, до которой было приличное расстояние от Уэствуда. Но хотя поездки в школу и обратно были небезопасными, тот факт, что Мартин Миллс получил начальное образование там же, где учились и студенты университета, оказал серьезное влияние на мальчика. В соответствии с экспериментальным обучением детей раннего возраста – спустя несколько лет эта программа была закрыта – даже стулья в классах были взрослых размеров, и классные помещения не были увешаны детскими карандашными рисунками или картинками животных с соответствующими буквами алфавита. В мужском туалете этим одаренным детям, малорослым мальчикам, приходилось вставать на стул, чтобы пописать, – в те дни еще не было писсуаров на высоте сиденья инвалидной коляски. Таким образом, благодаря высоко расположенным писсуарам и классам с голыми стенами эти особые дети как бы получали возможность перескочить через свое детство. Но если классные комнаты и писсуары и говорили о серьезности задуманного дела, они были отмечены той же самой бездушной обезличенностью, что и многочисленные спальни в жизни юного Мартина.
Всякий раз, когда дом в Уэствуде сдавался в аренду, Дэнни и Вера лишались услуг университетской няни. Тогда водителем назначался Дэнни, который из каких-то незнакомых районов города на всех спиртных парах доставлял Мартина Миллса к его ускоренному образованию в Университете Лойола-Мэримаунт. Ездить на машине с Дэнни из Уэствуда и обратно было не менее опасно, чем с университетской няней. Рано утром Дэнни бывал с похмелья, если уже снова не успел нагрузиться, и к тому времени, когда Мартина надо было забирать из школы, Дэнни снова начинал прикладываться к бутылке. Что касается Веры, она не водила машину. Бывшая Гермиона Роузен никогда не училась водить машину, в чем не было ничего необычного для тех, чья юность прошла в Бруклине или на Манхэттене. Ее отец, продюсер Гарольд Роузен, также никогда не умел водить; он часто вызывал для поездок лимузин, и был период, когда в течение нескольких месяцев Дэнни Миллс был лишен водительских прав за вождение в нетрезвом виде и Гарольд посылал лимузин, чтобы отвозить Мартина Миллса в школу.
С другой стороны, дядя Веры, режиссер Гордон Хэтэвей, гонял по дорогам как сумасшедший, и его тяга к большим скоростям в сочетании с постоянно фиолетовыми ушами (разной степени глухоты) приводила к тому, что его периодически на какое-то время лишали водительских прав. Гордон никогда не уступал ни пожарным машинам, ни машинам «скорой помощи», ни полицейским машинам; сам он никогда не пользовался звуковым сигналом, поскольку не слышал его, и не обращал никакого внимания на предупреждающие звуковые сигналы, которые ему подавали из других транспортных средств. Он встретится со своим Создателем на скоростной трассе Санта-Моника, где врежется сзади в грузовой автомобиль с фургоном, полным серфов. Гордон был мгновенно убит доской для серфинга; может, она вылетела из багажника, закрепленного на крыше, или из открывшейся задней двери фургона, – так или иначе, доска пробила лобовое стекло в машине Гордона. В результате на всех четырех полосах скоростной трассы – в обоих направлениях – произошли столкновения с участием восьми автомобилей и одного мотоцикла; однако погиб только Гордон. Наверняка у режиссера были одна или две секунды, чтобы увидеть приближение собственной смерти, но на поминках его знаменитая сестра С. М., которая одновременно была женой Гарольда Роузена и матерью Веры, отметила, что глухота Гордона, по крайней мере, избавила его от
Тем не менее Мартин Миллс остался жив после беспокойных поездок к своему продвинутому образованию в Лойола-Мэримаунте. Что его преследовало, так это спальни – их чуждость, ощущение неприкаянности, которое они вызывали. В самый разгар распродаж Дэнни сгоряча купил дом в Уэствуде на деньги, полученные за три договорных сценария; к сожалению, когда он получил гонорар, сценарии еще не были написаны – ни один фильм по ним не будет запущен в производство. Тогда, как и всегда, было много дополнительной возни из-за незаконченной работы. Дэнни пришлось сдать в аренду дом. Это угнетало его; он пил, чтобы заглушить отвращение к себе. Это также вынуждало его жить в чужих домах – как правило, в домах продюсеров, или режиссеров, или актеров, которым Дэнни задолжал обещанный сценарий. Не в силах быть свидетелями сцен из жизни писателя-бедолаги и общаться с ним, эти филантропы покидали свои дома, сбегая в Нью-Йорк или в Европу. Иногда, как позже узнавал Мартин Миллс, с кем-нибудь из них убегала и Вера.