Читаем Сын цирка полностью

Доктору Дарувалле не нравилось это слово не потому, что оно выражало предубеждение против геев, а потому, что для разных поколений оно означало разное, – во всяком случае, так он считал. Это слово любила его мать Мехер, хотя и злоупотребляла им. «У нас было веселое время», – говорила она. «Какой веселый вечер у нас был – даже ваш отец был в веселом настроении».

Доктору Дарувалле становилось не по себе, оттого что это старомодное прилагательное – синоним таких слов, как «живой», или «радостный», или «игривый», или «беспечный», – приобрело гораздо более серьезное значение.

– Если подумать, то слово «натурал» тоже неточный термин, – сказал Фаррух.

Макфарлейн рассмеялся, но его давний компаньон Фрейзер ответил с оттенком горечи:

– Ваши слова, Фаррух, говорят о том, что вы принимаете геев, пока мы не смеем пикнуть об этом, пока нас можно держать в шкафу – и при условии, что мы не озвучим нашу ориентацию, которая вас оскорбляет. Разве не так?

Но Фаррух имел в виду совсем другое.

– Я не критикую вашу ориентацию, – ответил доктор Дарувалла. – Мне просто не нравится слово, которым ее называют.

В сказанном доктором Фрейзером прозвучал какой-то снисходительный упрек, напомнивший доктору Дарувалле о том, что генетик в пух и прах разнес идею доктора найти генетический маркер для наиболее распространенного типа карликовости.

Последний раз, когда доктор Дарувалла приносил доктору Фрейзеру фотографии хромосом карликов, генетик был более пренебрежителен, чем обычно.

– Видимо, Фаррух, вы будете пускать этим карликам кровь, пока они не помрут, – сказал Фрейзер. – Почему бы вам не оставить маленьких педиков в покое?

– Если бы я произнес слово «педик», вы бы обиделись, – сказал Фаррух.

Но чего еще ожидал доктор Дарувалла? Гены карликов или гены гомосексуалистов… – генетика была щекотливой темой.

Все это заставило Фарруха глубоко усомниться в его остановившемся на полдороге проекте исследования крови карликов. Доктор Дарувалла не понимал, что выражение «остановиться на полдороге» (если только прежде было движение по ней) сопрягалось в его сознании с радиопередачей – с тем глупым интервью недовольного писателя, которое он отрывочно слушал накануне вечером. Но наконец доктор перестал ломать голову на тему крови карликов.

Пришло время сделать второй утренний телефонный звонок.

<p>Загадочный актер</p></span><span>

Звонить Джону Д. было рано, но доктор Дарувалла еще не рассказал ему о Рахуле; доктор также хотел бы подчеркнуть важность присутствия Джона Д. на ланче с детективом Пателом и Нэнси в клубе «Дакворт». К удивлению Фарруха, Инспектор Дхар, словно будучи на стреме в своем номере в «Тадже», тут же ему ответил.

– Похоже, ты уже не спишь! – сказал доктор Дарувалла. – Что делаешь?

– Читаю пьесу – вообще-то, две пьесы, – ответил Джон Д. – А ты что? Не пора ли тебе разрезать чье-нибудь колено?

Это был знаменитый отстраненный Дхар; доктор почувствовал, что он создал этот персонаж, холодный и саркастический. Фаррух тут же начал с новостей о Рахуле – что теперь он женщина; что, по всей вероятности, он завершил полную смена пола. Но похоже, Джона Д. это не заинтересовало. Что касается совместного ланча в клубе «Дакворт», то даже перспектива участия в поимке серийного (или серийной) убийцы не вызвала бы у актера ни малейшего энтузиазма.

– У меня тут много всякого чтения, – сказал Фарруху Джон Д.

– Но ты же не можешь читать весь день, – сказал доктор. – Что ты читаешь?

– Я же сказал – две пьесы, – ответил Инспектор Дхар.

– А, ты имеешь в виду домашнее задание, – сказал Фаррух.

Он предположил, что Джон Д. изучает тексты предстоящих ему ролей в цюрихском театре «Шаушпильхаус». Актер думает о Швейцарии, о своей повседневной работе, решил доктор. Джон Д. думает о возвращении домой. В конце концов, что его держит здесь? Если из-за нынешней угрозы он откажется от членства в клубе «Дакворт», то что еще ему тут делать? Торчать в своем люксе в «Тадже» или в «Оберое»? Как и Фаррух, Джон Д. на самом деле жил в «Дакворте», когда оказывался в Бомбее.

– Но теперь, когда убийца известен, с этим абсурдом в клубе будет покончено! – воскликнул доктор Дарувалла. – Теперь они со дня на день его поймают!

– Ее поймают, – поправил доктора Инспектор Дхар.

– Ну, его или ее, – нетерпеливо сказал Фаррух. – Дело в том, что полиция знает, кого искать. Там больше не будет никаких убийств.

– Полагаю, семидесяти достаточно, – сказал Джон Д.

Он просто в ярости, подумал доктор Дарувалла и в раздражении спросил:

– Так что это за пьесы?

– У меня только две главные роли в этом году, – ответил Джон Д. – Весной это «Конферансье» Осборна – я Билли Райс, – а осенью я Фридрих Хофрейтер в «Далекой стране» Шницлера.

– Понятно, – сказал Фаррух.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги