Читаем Сын цирка полностью

Кто-то смотрел на него в окно ювелирного магазина «Радж», вероятно заметив, что у доктора идет кровь. Там был еще южноиндийский «Чисто вегетарианский ресторан» недалеко от Ашдэйл-авеню и Джеррард-стрит. В «Чаат Хат» рекламировали «все виды кулфи[106], фалуда[107] и паан». В ресторане «Бомбей Бхел» объявление гласило: «САМАЯ ПОДЛИННАЯ ГОЛГАППА…[108] АЛУ ТИККИ…[109] И Т. Д.». Их подавали к пиву «Сандерболт» – БОЛЬШОЕ, СВЕРХКРЕПКОЕ… ДУХ АЗАРТА. Еще больше сари было выставлено в витрине магазина на углу Хайавата-роуд и Джеррард-стрит. Бакалейная лавка «Шри Гросериз», включая тротуар перед ней, вся была завалена связками корня имбиря. Доктор посмотрел на здание «Театра Индии», на магазин «Силк Ден»[110].

В магазине «Ванны Дж. С. Эдисона» на углу Вудфилд-роуд и Джеррард-стрит Фаррух увидел сказочную медную ванну с вычурными кранами; ручки кранов были головами ревущих тигров – эта ванна была так похожа на ту, в которой он купался в детстве на старой Ридж-роуд, в Малабар-Хилле, что доктор Дарувалла заплакал. Разглядывая выставленные медные раковины, фановые трубы и прочее оборудование для ванных Викторианской эпохи, он внезапно осознал, что какой-то человек внимательно смотрит на него. Мужчина вышел из магазина и подошел к доктору.

– Вы ранены, вам помочь? – спросил человек, явно не индиец.

– Я врач, – сказал доктор Дарувалла. – Пожалуйста, просто вызовите мне такси. Я знаю, куда обратиться.

Он попросил водителя такси отвезти его в детский госпиталь.

– Вы уверены, что вам нужно именно в детский госпиталь, дружище? – спросил водитель. Он был очень темнокожий – из Западной Индии. – По мне, так вы не очень похожи на больного ребенка.

– Я врач, – сказал Фаррух. – Я там работаю.

– Кто это вас так, дружище? – спросил водитель.

– Два парня, которым не нравятся такие, как я или как вы, – сказал доктор.

– Я знаю таких. Они везде, дружище, – сказал таксист.

Доктор Дарувалла был рад, что его секретарь и медсестра уже ушли домой. В офисе у него была сменная одежда; когда он зашьет рану, он выбросит эту рубашку, а позже и попросит секретаря отдать костюм в чистку.

Осмотрев рассеченную бровь, он, глядя в зеркало, сбрил волоски вокруг раны. Это было просто, потому что он привык бриться перед зеркалом; затем он прикинул, как сделать себе укол прокаина и наложить шов, однако понял, что, глядя в зеркало, с этим он сам не справится. Фаррух позвонил в кабинет доктора Макфарлейна и попросил секретаря передать Маку, чтобы он пока не уходил домой.

Поначалу Фаррух собирался сказать Макфарлейну, что разбил голову в такси из-за безалаберного водителя, который так резко затормозил, что он ударился лбом о плексигласовую перегородку между сиденьями. Хотя это было правдой или всего лишь недомолвкой, голос мог выдать его; а куда деть его страх, его оскорбленное чувство собственного достоинства, его гнев – все это еще отражалось в его глазах.

– Кто это тебя так, Фаррух? – спросил Мак.

И доктор Дарувалла рассказал доктору Макфарлейну все, начиная с метро, где к нему пристали три подростка, и с оскорбительных выкриков из проезжающих машин. К тому моменту как Мак зашил рану – на нее пришлось наложить пять швов, – Фаррух повторил выражение «цветной иммигрант» больше раз, чем за всю жизнь до этого, даже в разговорах с Джулией. Он также никогда не расскажет жене о Маленькой Индии; с него было достаточно и того, что об этом узнал Мак.

У доктора Макфарлейна были свои истории. Хотя его ни разу не избивали, однако угрожали и запугивали. Его будили среди ночи звонками, так что ему пришлось трижды менять телефонный номер. Постоянно звонили и в его офис, из-за чего уволились два его секретаря и одна медсестра. Иногда под дверь его кабинета подбрасывали письма или записки; возможно, они были от родителей его бывших пациентов, или от его коллег, или от прочего персонала из этой детской больницы.

Мак помог Фарруху отрепетировать, как он опишет этот «несчастный случай» жене. Более правдоподобно звучала версия, что водитель ни в чем не виноват. Они придумали, что какая-то идиотка вдруг не глядя вырулила с обочины на дорогу и водителю ничего не оставалось, как вдарить по тормозам. (Ни в чем не повинный женский пол за рулем вновь был заклеймен.) Как только Фаррух обнаружил рану и кровь, он попросил водителя отвезти его обратно в госпиталь; к счастью, Макфарлейн был еще там и наложил швы. Всего лишь пять. Его белая рубашка теперь на выброс, а что стало с костюмом, будет видно после химчистки.

– А почему не сказать Джулии, что на самом деле произошло? – спросил Мак.

– Она во мне разочаруется, потому что я ничего не сделал в ответ, – сказал Фаррух.

– Едва ли, – сказал Макфарлейн.

– Я сам разочарован, что ничего не сделал в ответ, – признал доктор Дарувалла.

– Этого уже не исправить, – сказал Мак.

По пути домой на Рассел-Хилл-роуд Фаррух спросил Мака о его работе в приюте для больных СПИДом – был один такой в Торонто.

– Я там просто волонтер, – пояснил Макфарлейн.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги