Карлик недобро глянул на доктора в зеркало заднего вида; настоящий индус, Вайнод осуждал богохульство доктора Даруваллы. Конечно, бог Ганеша никогда не гневался, гнев – это слабость простых смертных.
Вздох миссионера подразумевал, что он готов и дальше терпеть этого неприятного и докучливого доктора.
– Ну, опять заладили свое, – сказал иезуит. – Так и скрываете от меня что-то.
24
Дьяволица собственной персоной
Подготовка к встрече с Рахулом
Хотя заместитель комиссара Пател оскорбил мистера Сетну, ничего не одобряющий стюард наслаждался своей новой ролью полицейского осведомителя, ибо большое самомнение было отчасти второй натурой мистера Сетны; кроме того, поставленная заместителем комиссаром цель посадить вторую миссис Догар под колпак очень понравилась старому парсу. Тем не менее мистер Сетна осуждал детектива Патела за то, что он не полностью доверял ему; стюарда раздражало, что ему давали указания, не ставя в известность об общем плане. Но интрига, затеянная против Рахула, зависела от того, как Рахул отреагирует на сексуальную инициативу Джона Д. Отрабатывая соблазнение Инспектором Дхаром миссис Догар, и настоящий полицейский, и актер были вынуждены рассмотреть несколько разных вариантов. Вот почему они ждали возвращения Фарруха из цирка; предполагалось, что сценарист не только напишет для Дхара некий диалог – у актера также должны были быть альтернативные варианты, на случай если миссис Догар не пойдет на сближение.
Это был гораздо более ответственный диалог, чем те, что доктор Дарувалла привык писать, поскольку в этом диалоге надо было не только предвосхитить различные возможные ответы Рахула; сценаристу также надлежало угадать, что может
Фаррух не ожидал увидеть в своей квартире на Марин-драйв детектива Патела и Инспектора Дхара. Для начала он задался вопросом, почему они так хорошо одеты; он все еще не осознавал, что это канун Нового года, пока не увидел, как одета Джулия. Затем его озадачило, почему все так рано нарядились; никто не появлялся в клубе «Дакворт» перед новогодней ночью раньше восьми или девяти часов вечера.
Но никто не хотел тратить время на наряды, когда можно было порепетировать, и, чтобы правильно усвоить варианты диалога Дхара, требовался вернувшийся из цирка сценарист, который должен был расписать роли. Фаррух был польщен – ведь поначалу он испытал сильнейшее разочарование оттого, что его не привлекли к данной задаче, – но голова его и так была перегружена; он сочинял последние три ночи и теперь опасался, что уже выдохся. И он ненавидел встречу Нового года; эта ночь, казалось, паразитировала на его естественной склонности к ностальгии (особенно в клубе «Дакворт»), хотя Джулия наслаждалась танцами.
Доктор Дарувалла выразил сожаление, что нет времени рассказать им о том, что произошло в цирке; а там имело место кое-что интересное. На это Джон Д. сухо заметил, что подготовка к соблазнению второй миссис Догар – это отнюдь «не цирк»; сказано это было в пренебрежительном тоне, – дескать, пусть доктор прибережет свои глупые истории о цирке для другого, более легкомысленного момента.
Детектив Пател высказался еще более откровенно. На колпачке серебряной шариковой ручки оказались не только отпечатки пальцев Рахула – из-под зажима на колпачке было извлечено пятнышко высохшей крови, и это была кровь той же группы, что и у мистера Лала.
– Позвольте напомнить вам, доктор, – сказал заместитель комиссара, – все еще остается неясным, что делал Рахул с колпачком авторучки
– Также необходимо, чтобы миссис Догар признала, что колпачок авторучки принадлежит ей, – перебил его Джон Д.
– Да, спасибо, – сказал Пател, – но колпачок авторучки не является уликой – по крайней мере, сам по себе. Нам действительно нужно установить, что никто больше не мог быть автором этих рисунков. Мне говорят, что рисунки, подобные этим, можно идентифицировать как подпись человека, но необходимо заставить миссис Догар
– Как бы намекнуть ей, чтобы она
– Да-да, я понимаю, – нетерпеливо сказал доктор Дарувалла.