Читаем Сын цирка полностью

Если бы не оскорбительная вульгарность происходящего, шпион в мистере Сетне был бы на небесах; однако стюарда трясло от неодобрения и ответственности. Старому парсу показалось, что, для того чтобы подать им меню, это не лучший момент, тем более что ему надлежало быть рядом с ее сумочкой.

– Отвратительно, сколько люди жрут, я ненавижу жрать, – сказала миссис Догар.

Дхар почувствовал, что ее бедра слегка разжались; казалось, она способна концентрироваться на чем-то хуже, чем ребенок, – как будто простого упоминания о еде было достаточно, чтобы она потеряла весь свой сексуальный настрой.

– Можно вообще не есть – мы же ничего не заказали, – напомнил ей Дхар. – Можем просто уйти, сейчас, – предложил он, но, говоря это, он был готов, если нужно, удержать ее на стуле – левой рукой. Перспектива оказаться наедине с ней в номере «Обероя» или «Таджа» испугала бы Джона Д., если бы он не знал, что детектив Пател ни за что не позволит Рахулу покинуть клуб «Дакворт». Но если бы миссис Догар захотелось встать, Дхар бы ее не удержал. – Хотя бы один рисунок! – умолял ее актер. – На твой выбор.

Рахул медленно выдохнул носом.

– У меня слишком хорошее настроение, чтобы раздражаться на тебя, – сказала миссис Догар. – Но ты очень непослушный мальчик.

– Покажешь? – сказал Дхар.

Похоже, он ощутил, как по ее бедрам прошла непроизвольная дрожь, которая бывает видна на боках лошади. Когда она повернулась к своей сумочке, Джон Д. посмотрел на мистера Сетну, но старый парс, казалось, испытывал страх, как перед выходом на сцену, – в одной руке он сжимал меню, а в другой – серебряный поднос. Как старый дурак опрокинет сумочку миссис Догар, если у него руки заняты? – подумал Джон.

Рахул положил сумочку себе на колени; Дхар мог почувствовать ее дно, ненадолго коснувшееся его запястья. В сумочке было несколько рисунков, и миссис Догар, похоже, колебалась, прежде чем вынуть все три; но она все равно не показала ему ни одного. Она прикрыла их правой рукой, а левой вернула сумочку на пустой стул – вот когда мистер Сетна проделал нечто маловразумительное. Он бросил на каменный пол сервировочный поднос, и обеденный зал огласился серебряным звоном. Затем мистер Сетна наступил на поднос – казалось, что стюард действительно наткнулся на него, – он выпустил меню, и оно шлепнулось прямо на колени миссис Догар. Она инстинктивно подхватила меню, а пошатнувшийся старый парс задел столь важный во всех отношениях стул. Сумочка упала на пол дном вверх, но ничего из нее не вывалилось, пока мистер Сетна не сделал неуклюжую попытку поднять ее, – тут все из нее и посыпалось. Из трех рисунков, которые Рахул оставил без присмотра на столе, Джон Д. рассмотрел только один, верхний. Этого было достаточно.

Женщина на рисунке была поразительно похожа на миссис Догар, только совсем юную. Рахул никогда не был полностью «юной девушкой», но этот портрет напомнил Джону Д. о том, как родственник тетушки Промилы выглядел в Гоа двадцать лет назад. Над женщиной был слон, только с двумя бивнями. Первый бивень, росший оттуда, откуда и положено, вонзался глубоко в рот юной девушки и торчал у нее из затылка. Второй бивень, который был ни с чем не сообразным пенисом слона, проникал в вагину женщины, а затем выходил у нее из спины между лопаток; затем где-то за шеей женщины, как разглядел Джон Д., эти бивни касались друг друга; актер также заметил, что слон подмигивает. Дхар никогда не увидит и не захочет увидеть двух других рисунков. Киногерой быстро шагнул за стул миссис Догар и отодвинул в сторону копошащегося мистера Сетну.

– Позвольте мне, – сказал Дхар, наклоняясь к выпавшему содержимому сумочки.

Настроение миссис Догар настолько улучшилось благодаря последнему убийству, что произошедший казус никак на ней не отразился.

– Ах, эти сумочки! Они такие неудобные! – сказала миссис Догар.

Она позволила себе кокетливо коснуться рукой шеи Инспектора Дхара. Он стоял на коленях между нею и пустым стулом, собирая и выкладывая на стол содержимое ее сумочки. Как бы между прочим актер указал на колпачок серебряной шариковой ручки, который он положил между зеркальцем и банкой увлажняющего крема.

– Не вижу самой авторучки, – сказал актер. – Возможно, она осталась в сумочке.

Затем он протянул ей наполовину заполненную сумочку и сделал вид, что ищет под столом саму авторучку, которую Нэнси так начищала все эти двадцать лет.

Когда Джон Д. выпрямился, все еще стоя на коленях, его лицо оказалось перед небольшой красивой грудью Рахула. Миссис Догар держала в руке колпачок авторучки.

– Даю рупию, чтобы прочесть твои мысли, – сказал Инспектор Дхар; что-то подобное он и говорил во всех своих фильмах.

Губы Рахула раскрылись. Миссис Догар озадаченно посмотрела на Дхара сверху вниз, ее поцарапанный глаз мигнул раз, затем еще раз. Ее губы мягко сомкнулись, она опять тихо выдохнула через нос, как будто такое контролируемое дыхание помогало ей собраться с мыслями.

– Я думала, что потеряла это, – медленно сказала миссис Догар.

– На самом деле ты потеряла только колпачок, – ответил Джон Д.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги