Сын тумана

Тело ощущало спокойное тепло. Близкое дыхание по-прежнему щекотало ухо. Кортэ пошевелил рукой, убеждаясь в способности самостоятельно двигаться, владеть телом без поддержки внешнего, стороннего дыхания. Сын тумана провел пальцами по ткани, расстеленной на полу. Ощупал ворс ковра под ней. Дотянулся до источника дыхания, тронул крупные губы, обрисовал их контур, всей ладонью провел по лицу, запутался в волосах – длинных, мелкокудрявых и непомерно густых.

– Ты кто? – тупо уточнил Кортэ, на всякий случай двигая ближе и обнимая за плечи гибкое тело, чтобы оно не пропало вместе с теплом, покоем и ответами.

– Я принадлежу сыну ветра, – гордо сообщил знакомый шепчущий голос. – Я живу, чтобы исполнить долг, и я своего добьюсь. Я буду дышать для вас, я буду дарить вам радость и оберегать от бед. Буду полезной, очень, и вы позволите мне однажды высказать просьбу. Однажды вам станет угодно исполнить её, и вы тогда обещаете и сдержите слово. Однажды, да. Я надеюсь.

– Ты кто? – еще раз, почти сердито буркнул Кортэ, пробуя подняться и ощупывая свод потолка, такой близкий, что приходилось пригибаться даже сидя. – Имя у тебя есть?

– Пока нет. Я встретила сына ветра, он даст мне взрослое имя, и я назовусь, – так же малопонятно сообщил шепчущий голос.

– Где мы и где выход?

– Не знаю. Было плохо, совсем плохо, мне было нельзя знать. Он привел меня туда, куда воины принесли вас, сразу стало видно: совсем больной сын ветра. Я показала, что надо и как. Выпила сонное зелье, очнулась тут. Все сделала, как велит закон края и запределья, как наставляли меня высшие посвященные, ведающие тайны многих кругов и пределов. Справилась. Тяжело было, но я принадлежу сыну ветра и я…

– Н-да, пошли на второй круг, если кругов много, я не выдержу, – Кортэ задумчиво растер затылок.

Женщину он мысленно причислил к наложницам Абу, запахи юга к тому располагали. Да и поведение внезапной подруги… Погладив узкое плечо, Кортэ зевнул, встряхнулся – и дозволил логике перестать числиться ересью. Вопрос: «Где я?» всё сильнее занимал Кортэ. Фоном текли без спешки соображения о том, что нэрриха отличаются от людей, и не обязательно в лучшую сторону. Сегодня он впервые осознал, насколько больше получает и отдает при общении с женщинами тот же Эспада. И выяснил, что, оказывается, возможно разбудить подобную жажду в сыне ветра. Только он откликается именно на дыхание, особенное, предназначенное для него одного. Головокружительно приятное, такое дыхание превращает никчемное развлечение в нечто драгоценное. Даже теперь сын тумана помнит то первое ощущение, снова и снова гладит упругую прохладную кожу и радуется куда сильнее, чем при прикосновении к самородному золоту.

– Моя милая ящерка, – сказал Кортэ темноте, улыбнулся, вслушиваясь в тихий смех и позволяя ему горячей волной катиться по коже. – Моя собственная.

– Собственная, – сразу согласился волшебный голос.

Кортэ улыбнулся, нащупал ткань и заботливо укутал сокровище, получая удовольствие от процесса и одновременно обозначая еще раз свои права на то, что он не намеревался никому уступать. Завершив это несложное дело, сын тумана примерился к своду над головой, постарался обеспечить в тесноте хоть какой-то замах и проверил прочность и толщину каменной кладки левым, не пострадавшим кулаком. Кости хрустнули, но выдержали. Свод – тоже.

– Вот дерьмо, – привычным словом определил положение дел сын тумана. Постучал по камням часто и по возможности громко. – Эй, там!

Не получив никакого ответа, нэрриха пополз вдоль стены, ощупывая кладку. Довольно скоро он вернулся на прежнее место. Помещение было квадратным, в длину чуть больше двойного роста человека, в высоту менее четырех локтей посередине. Своды покато снижались, и возле правой и левой стены становилось совсем тесно: не более локтя от пола, только-только протиснуться боком… Нет ни дверей, ни окон, ни особенностей кладки, позволяющих предположить наличие выхода… Лишь в изголовье нащупалась круглая дыра, ведущая в соседний такой же тесный и темный каменный карман, в его боковой стене еще одна дыра позволяла прощупать следующее помещение. Но там лаз оказался слишком тесным для Кортэ, нэрриха ободрал спину, пытаясь проползти, разозлился… отдохнул, отлежался, немного успокоился и вернулся в первую комнату. Снова погладил волосы своего живого сокровища, довольно вздохнул и сел в середине коморки, задумчиво насвистывая и пробуя слушать ветер здесь или еще где-либо.

Впервые в жизни примета относительно свиста не казалась существенной.

– Как выбраться отсюда?

– Вот шнур, надо подергать, – отозвалась женщина и вложила в руку тонкую веревку, одном концом закрепленную на её запястье.

– А раньше сказать не могла? – взъелся Кортэ, старательно дергая шнур.

– Вы не спросили.

– А где выход – это как? Не вопрос?

– Я прогневила вас, – в голосе зазвенели слезы.