Сын тумана

Кортэ выругался, затем смущенно заверил, что ничуть не гневается. То есть конечно гневается, но вовсе не на женщину, просто он по природе таков, привык шуметь и ругаться. Объяснять все перечисленное на полузнакомом наречии было едва посильно: понимание звучания еще не дает ключа к верному произнесению слов.

Женщина слушала, сжавшись в комок и всхлипывая, воспринимая не слова, но раздраженную жесткую интонацию. Кортэ отдышался, вынудил себя совсем успокоиться, подтянул ближе безымянную подругу, долго гладил по волосам, пока она сопела и дышала с дрожью, успокаиваясь медленно, еле-еле. Справившись с утешением, делом новым и занятным, Кортэ еще раз старательно подергал шнур… и тот весь, до кончика, вполз в щель-невидимку, соединяющую эту каморку с какой-то еще. Света не добавилось. Шума или ветра – тоже. Кортэ слегка расстроился, но не более.

Дышится легко, голод не донимает. Зачем зря переживать? Куда полезнее гладить волосы и кутать сокровище в ткань, теша разбуженную жажду обладания, которая перекинулась с давнего пристрастия к золоту на новый объект.

Из одежды в каморке имелась только ткань, служащая простыней, и вторая подобная ей – покрывало. На теле женщины не было ни единого украшения, зато возле ключицы имелся старый крупный шрам. Кто-то причинил вред сокровищу – и это разозлило Кортэ. Упругость и прохладность кожи сокровища удивляла и даже восхищала. Талия женщины свободно помещалась в обруче из больших и указательных пальцев. На внимание к себе «ящерка» отзывалась горячо и благодарно, так что торопиться с поиском выхода из уютной темноты Кортэ ничуть не хотелось.

Нэрриха, дотошно выявляя все особенности своего сокровища, принялся измерять длину волос, пропуская прядь через пальцы. Сбился и повторил подсчеты, позволяющие снова и снова пропускать через пальцы кудрявый поток волос… И тут вдали что-то загремело и зашевелилось, зашуршало каменным оползнем. Кортэ почти расстроился предстоящему спасению из темноты и тесноты. Зевнул и стал ждать, убедил себя еще раз сбиться со счета… и заново намотал на ладонь прядь волос, вдыхая аромат сандала, все еще стойкий на коже шеи, длинной и трогательно-гибкой.

– Вы дадите мне имя? – напомнила обладательница кудрей, прижимаясь всем телом и гладя по плечу осторожно, кончиками пальцев.

– Как только решу, что ты не имеешь отношения к Басу, – пообещал Кортэ. Он уже построил в уме всю цепочку событий, но пока не накопил должных сведений для верного вывода. – Подчинение в наличии. На меня влияют… и я с этим согласен! Я, черт меня подери, сделался покорнее овцы. Сколько времени прошло, а я жив, сижу тут и ни разу не подумал о золоте, сидре или заветах Башни.

– Что такое Басу? Кто она такая? И Башня? И Сидре? У вас есть жена? Много жен? – испуганным бубенчиком зазвенел голос, высыпая вопросы пригоршнями, торопливо. Наконец, женщина смолкла, надрывно вздохнула. – Тогда плохо, вы выздоровели, я стала не нужна… Очень для меня плохо.

– Ты нужна, – заверил Кортэ. – Ты моя ящерка.

– Хорошо, – обрадовалась женщина и гибко свернулась под боком, действительно делаясь подобной ящерице.

Первый осторожный завиток сквозняка украсил движением застоявшийся воздух. Кортэ потянулся и сощурился от удовольствия. Родной ветер! Тайна помещения вмиг сгинула, стоило допустить под низкие своды дыхание мира. И свет… Хотя в присутствии родного ветра нэрриха превосходно ориентируется и в потемках.

– Абу, все же я прав, это твоя затея, – негромко сообщил свой вывод Кортэ. – Значит, всё сложилось удачно. Как я рад!

– Мысль подала эта дикая, прочее мы выверяли вместе с Иларио, в первый раз так получилось: пробовали собрать плоды истины с трех разных ветвей веры, временно отринув свое неприязненное отношение к чужим заблуждениям.

– Отринув? – возмутился голос Иларио. – Да простит меня Мастер, но тайной вовеки останется то, почему еретик еще жив, хотя при мне два ножа. Ну конечно же, он знал больше всех, несомненно, он был прав и – как иначе? – он непрестанно любовался собою. Увы, худшее впереди: безусловно, мы теперь будем свидетелями безмерного и недопустимого впадения во грех брата нашего.

– Каяться, умерщвлять плоть и поститься в ближайшее время не собираюсь, – охотно согласился Кортэ.

Немного посидел, улыбаясь и кипя внутри от дикой, неуемной радости: сокровище – собственное! Нет никакой покорности. Есть иное. Счастье. Просто раньше такого никогда не удавалось заполучить. Никогда… И это сводит с ума. А думать – надо! Ведь есть где-то Вион и Бас, и еще невесть сколько бед и осложнений. Кортэ поморщился. Спросил более сухо и строго: – Где он… Точнее, оба они.

– В помещении, замкнутостью подобном этому, – отозвался Абу. – Мы ждали и наблюдали. Признаки присутствия твари описаны весьма точно в текстах кебшей, все они проявились там и ни один – здесь. Значит, либо ты хитрее древних, либо имя твое Кортэ… и не более.

– Не менее, – возмутился нэрриха.

– Пожалуй, действительно он, – вздохнул Иларио.