Сын Валленрода

Поскольку было ясно сказано, что касается это немецких организаций, Станислав к сообщению отнесся равнодушно, просмотрел еще несколько заметок, сложил газету и сунул в карман. Но, пройдя метров сто в толпе поднявшихся «на-гора» шахтеров, вдруг уяснил, что все организации на территории третьего рейха являются организациями немецкими. А значит, и харцерская тоже. Ему стало не по себе, и неприятный холодок пробежал по спине. Имперское управление и Бальдур фон Ширах — ведь это же гитлерюгенд! Польское харцерство в Германии… нет! Нет, это невозможно! Альтенберг остановился посреди тротуара и вытащил из кармана газету. «„Все немецкие молодежные организации обязаны немедленно…“ Все немецкие организации, — повторял он про себя. — Все немецкие организации…» Он стоял посреди тротуара, в обтекавшей его лавине шахтеров, и исступленно твердил три этих слова. Во рту был терпкий привкус угольной пыли, в груди — томительная до тошноты тревога. Теперь взгляд его прикован к губам начальника. Да, именно об этом он поведет речь. «Не знаю, все ли присутствующие слышали, что меня вызывал фон Ширах. Вчера я был принят им в Берлине. Харцерское руководство, сказал фон Ширах, не выполнило свой долг. Назначенный Гитлером югендфюрер немецкого рейха глубоко задет этим. Почему Союз польских харцеров в Германии не зарегистрировался в указанный срок? Распоряжение это было опубликовано во всех газетах. И кажется, была ясно указана окончательная дата? Откликнулись все организации за исключением польской. Чем объясняется подобная нерасторопность? Не виной ли тому ваша не всегда организованная, славянская натура?..» В гостиной — напряженная тишина. Что ответил начальник? Станислав на его месте наверняка бы принялся кричать, что ни один поляк никогда не вступит в гитлерюгенд, потребовал бы отменить распоряжение, сказал бы, что поляки все равно будут поступать по-своему, — и, конечно же, такая позиция лишь усугубила бы и без того довольно безнадежное положение. Начальник же — прирожденный тактик. Он подробно рассказывает о ходе аудиенции так, словно передает свой опыт, учит вести дела с немецкой администрацией. Ведь когда-нибудь им придется принять у него эту эстафету. Нельзя раздражать сановника. Распоряжение? Разумеется. Документ был изучен самым внимательнейшим образом, но из него явствует, что распоряжение касается исключительно коренных немецких организаций. Там нет ни слова о национальных меньшинствах. И следовательно, оно не может распространяться на польскую молодежь. Регистрация в вашем управлении, герр фон Ширах, была бы равносильна вступлению в гитлерюгенд. Весьма трудно было бы нам, имея в виду хотя бы нашу культурную обособленность, уместиться в рамках вашей организации. Надеюсь, вы это понимаете? Но фон Ширах не усматривает серьезных препятствий. Польские харцеры пользовались бы у нас особыми правами. Как, например, датские скауты в Германии. Вы, конечно, слышали, что они уже вступили в гитлерюгенд. Почему бы не сделать того же полякам? Пример не должен обязывать, отвечает начальник, и фон Ширах с ним соглашается. Добавляет только с лукавой усмешкой, что пример бывает порой хорошим советчиком.