Сын Валленрода

Она очутилась в первом ряду, отделенная от беговой дорожки только веревкой. Шуцман стал рядом. Соревнования уже начались. Пока на короткие дистанции. Вероника высматривала бело-красную майку сына, не очень-то представляя, в какой группе он побежит и когда. Спортсмены то и дело выстраивались на линии старта и срывались с места. Иногда их останавливали и выстраивали снова. Очень это было досадно. Толпа криками подбадривала своих любимцев. Из подвешенного над трибуной репродуктора доносился возбужденный голос судьи-информатора. Назывались какие-то немецкие фамилии, номера бегунов, названия клубов, метры, секунды… Вероника ничего в этом не понимала. Но вот на старте замелькала бело-красная майка, ей даже удалось разглядеть кого-то из товарищей Сташека. Это ее ободрило. Но тут же она расстроилась, так как знакомого ей спортсмена опередили на финише немцы, сам он сошел с дистанции, с трудом переводя дыхание, подавленный неудачей. И тут Вероника услыхала из репродуктора свою фамилию. Альтенберг. Произнесена она была торопливо в длинном перечне других бегунов. Сердце забилось живее, от волнения перехватило горло. Названные диктором бегуны выстроились на старте. Вероника увидела сына. Он делал странные движения, как частенько дома, после утренней зарядки, словно что-то с себя стряхивал, потом по знаку судьи наклонился, прикоснувшись пальцами к нагретой солнцем мостовой. Рядом с ним — Дукель. Они о чем-то переговаривались, но все их внимание было сосредоточено на полоске асфальта, лежащей перед ними. Вероника хотела крикнуть: «Сташек!», чтобы знал, что мать здесь и ободряет его, но, заметив сосредоточенность сына, оробела. Побоялась все испортить своим возгласом и только перекрестилась в надежде, что это ему поможет, потом замерла в ожидании. Стоящий на линии старта человек поднял руку с пистолетом. Бегуны замерли, наклонившись. Они походили теперь на статуи. Раздался выстрел — и замершие на старте бросились вперед плечом к плечу, ровной линией, как отпущенная тетива. Несколько секунд спустя рассыпались по всей мостовой и исчезли за поворотом улицы. Минуты через три показались снова. Сделав круг, приближались к финишу. В первой группе ее сына не было. Вот белую линию пересекает один, второй, третий, еще двое… Сташек! Господи, где-то далеко в хвосте… Готовая расплакаться, она закусила губы. Скорее прочь отсюда, только бы он ее не увидел. Зачем ему знать, что она была свидетелем его поражения. Вероника хотела было затеряться в толпе, но тут поняла, что спортсмены продолжают бег, упорно, неторопливо. Значит, еще не конец. Пробежали только один круг. Она устыдилась своего невежества. И по ее щекам покатились слезы умиления и надежды. Толпа сдержанно вскрикивала. Бегуны снова скрылись за поворотом. Увидав их в третий раз, Вероника еще не поняла, приближается решительный момент или нет. Попыталась определить по лицам немецких болельщиков. Пожалуй, нет. Они вели бы себя более возбужденно. Тем временем беговая дорожка почти опустела. Бежали только трое спортсменов, остальные значительно отстали. Сташек — третий! Да, это он! Но вот уже поравнялся со вторым. Все трое очень устали. И тут подал голос шуцман:

— Мать, который ваш сын?

— Второй, — ответила она, ни на секунду не отрывая взгляда от бегунов.

— Скверно, мать. Этот проклятый поляк его обойдет.

Вносить ясность было некогда. Сташек почти достал немца. Вырвался чуть вперед, потом разрыв стал заметнее. Вероника не сдержала радостного восклицания:

— Сташек! Сташек!