Возвратясь на прежнее место, она не почувствовала желания надеть обмотки Мбулу. Она взяла в руки палку, которой разгоняла птиц, снова вернулась на берег и села на камень. Купание освежило ее, но голод только усилился. Что же делать? Она никогда, никогда не будет питаться объедками со стола брата ее матери! Лучше умереть! В отчаянии Номабхади запела:
«Если б у меня были силы не оборачиваться напоследок на свой дом, если бы я не вскрикнула, тогда Мбулу никогда бы не узнала, где я. А сейчас я расплачиваюсь за свою слабость. Мбулу не только отобрала у меня последний кусок хлеба и мою одежду, но она заняла мое место в доме брата моей матери. Это чудовище дурачило меня весь путь, называя меня сестрой, выпрашивая у меня еду и одежду. С этим я еще могла смириться. Но она отняла у меня мое имя, сказала моей родне, что я собака! Я собака Мбулу! Вот моя родня и обращается со мной, как с собакой, с собакой Мбулу. Лучше умереть, чем терпеть все это».
И она снова запела:
Номабхади в отчаянье ударила палкой об землю, громко закричав:
— Разверзнись, земля, и поглоти меня! У меня нет ни отца, ни матери!
И вдруг то место, где она ударила, заколыхалось, земля разверзлась, а там... Появились призраки ее родителей. Они стояли в открытой могиле. Они принесли с собой много еды, прекрасные платья и украшения и, ни слова не говоря, протянули все своей дочери. Она приняла их дары с большой радостью. Еду она отложила в сторону на траву, надела одежды и украшения, а потом принялась за трапезу. Родители молча наблюдали за ней.
Как только она покончила с едой, родители протянули руки, показывая тем самым, что все должно быть возвращено. Номабхади сняла одежды и украшения, аккуратно свернула их и отдала родителям вместе с пустой посудой. Призраки исчезли, могила закрылась, и все стало как было.
Номабхади теперь чувствовала себя счастливой. Она больше не желала смерти, так как знала: родители сделают все возможное, чтобы она жила. Если бы они хотели ее смерти, они бы взяли ее с собой в страну призраков. Она поняла также, что до поры до времени должна носить лохмотья Мбулу, иначе бы они не забрали бы у нее прекрасные одежды и украшения. Да, она будет жить! И скоро все изменится! Она побежала обратно на свое место и натянула обмотки Мбулу.
— Пора домой, Мсила-ванья! закричала одна из девушек.
Впервые это имя рассмешило Номабхади. Она улыбнулась и покорно пошла домой.
Из-за своего горя Номабхади совершенно забыла об окружающих, забыла о своих двоюродных сестрах, которые веселились на холме неподалеку, забыла о женщинах, работающих на соседнем поле. Ее сестры не услышали ее песни, так как бегали и смеялись целый день. А женщины с соседнего поля услышали ее песню и удивились, потому что никогда прежде не слышали столь прекрасного голоса. Они не разобрали слов, но поняли, что песня полна смысла. Они продолжали работать, надеясь, что рано или поздно певица выйдет из прибрежных зарослей, но только чуть погодя оттуда появилась Мсила-ванья, которую уже знала вся деревня.
На второй день Номабхади снова пошла в поле. Ближе к полудню она поступила точно так же: сняла одежды Мбулу, искупалась, ударила палкой о землю. В это время женщины с соседнего поля тихо подкрались, чтобы услышать прекрасное пение. Они увидали, как разверзлась земля, еда и одежды появились на поверхности, но они не заметили призраков. Каждая из них была слишком напугана, чтобы что-то понять.
Этой ночью женщины деревни собрались все вместе, чтобы сообща обсудить увиденное. Они пришли к единому мнению, что надо немедля все рассказать родственникам матери Номабхади.
Брат ее матери был поражен, услышав рассказ. Он тотчас позвал своего самого надежного соседа и заставил женщин повторить рассказ в его присутствии. Затем они договорились, что никто не должен знать об этом деле до тех пор, покуда мужчины сами не пойдут в поле и не убедятся.