Нельзя сказать, что это доставило удовольствие Номта-ве-Ланге. Девушка страдала от одиночества, от того, что не видит дневного света и своих верных подружек, не может купаться в реке и участвовать в играх. Без всего этого она не мыслила себе жизни. Изредка в комнату к Номта-ве-Ланге допускали кого-нибудь из подруг, но большей частью она оставалась одна или наедине с двумя-тремя прислужницами — женщинами средних лет. Нечастые визиты подруг еще больше растравливали тоску королевской дочери, и ей нестерпимо хотелось присоединиться к забавам молодежи. Однако она и виду не показывала взрослым женщинам, прислужницам и опекуншам, как скучает и как томится ее душа, ибо нет ничего постыднее, чем выказывать в этот период свои капризы и невыдержанность. Лишь одному человеку она открылась — своей самой верной служанке, такой же молодой девушке, как она сама.
Однажды ясным солнечным утром, когда Номта-ве-Ланга оставалась наедине с верной служанкой, до ее слуха донеслась веселая песня девушек Бакубы. Номта-ве-Ланга тотчас догадалась, что это подруги отправились к дальней реке на купание, и вот-вот они пройдут мимо большого дворца. Тогда она послала служанку к Кабазане с просьбой заглянуть к ней на минутку. Служанка со всех ног кинулась выполнять поручение, вскоре она вернулась и сказала, что Кабазана сейчас придет.
И впрямь, почти тотчас в комнату вошла Кабазана, да не одна, а еще с двумя подружками, своими ровесницами. Каково же было удивление девушек, когда они застали Номта-ве-Лангу не лежащей на тростниковой постели, а стоящий посреди комнаты, к тому же одетой в одежду своей служанки, а ту — лежащей вместо принцессы и укутанной с головой, чтобы думали, будто принцесса спит, и не беспокоили понапрасну.
— Т-с-с-с! Ни слова! Я иду с вами,— прошептала Номта-ве-Ланга, не дав подружкам и рта раскрыть.
Она вытолкала Кабазану и обеих ее спутниц из комнаты и потащила прочь от дворца, пока не вернулся кто-нибудь из взрослых служанок. Девушки просто не знали, как отнестись к затее принцессы — они одновременно были и обескуражены, и заражены ее задором. В конце концов они решили: так и быть, помогут принцессе в ее дерзком тайном замысле. Кабазана и обе ее спутницы обступили принцессу, и вот так, вчетвером, они побежали по малохоженой тропинке догонять остальных девушек. На этот раз их собралось особенно много, никак не меньше двух сотен. Увидев Номта-ве-Лангу, девицы затараторили, захихикали и, взбудораженные общей тайной, спешным шагом продолжили поход.
Вдруг Номта-ве-Ланге пришло в голову, что ее проделка наверняка уже разоблачена и вот-вот им вслед будет выслана погоня. Поэтому, как только большой дворец скрылся из виду, она предложила девушкам сменить направление и пойти не туда, где они обычно купались, а к глубоководной заводи Луланге, где вообще никто никогда не купается.
— К Луланге? — удивилась Кабазана.— Неужели ты никогда не слышала, что люди ее называют заводью, откуда нет возврата?
— Ах, это пустая болтовня! — воскликнула принцесса. — Выдумки вздорных стариков, которые и в реку-то боятся окунуться. Вперед, подружки, за мной! — И, смеясь, добавила: — А впрочем, если заводь Луланге окажется тем самым местом, где нас поджидает счастье, мы и сами не захотим оттуда возвращаться домой, не так ли?
Беспечным смехом ответили девушки на слова Номта-ве-Ланги и уже безо всяких сомнений продолжили путь. Никогда прежде не бывали они в этих местах, и никто из них не слышал, чтобы кто-нибудь из народа Бакуба посетил берег заводи Луланге. Однако все прекрасно знали, в каком направлении надо идти. Это была глубокая и весьма протяженная заводь на той же самой большой реке, где девушки обычно купались в своей любимой уютной заводи, только значительно ниже по течению. И до той, и до другой было примерно одинаково ходу. Девушки шли быстрым шагом, предпочитая узкие нехоженые тропы, дабы не наткнуться случайно на кого-нибудь, кто бы мог узнать принцессу.
Чтобы выйти прямо к заводи Луланге, девушкам пришлось сделать большой крюк и перебраться через гребень горы. Оттуда, с высоты, им открылся вид на реку с заводью Луланге, которая, казалось, не имела ни дна, ни берегов. Впрочем, заводь оказалась вовсе не такой широкой, как полагали девушки, просто берега ее густо поросли кустарником и деревьями, и их почти не было видно. Ветви некоторых деревьев так низко склонились над водой, что листва погрузилась в недвижную темную воду, будто утонула. И ни единой тропки не было видно вокруг. Значит, и впрямь люди ходят сюда крайне редко, если только вообще ходят. Некоторыми из девиц овладело сомнение, а самые боязливые готовы уже были повернуть назад.
— Вперед, девы Бакубы! — раздался громкий голос Номта-ве-Ланги.— Никто не посмеет назвать нас трусихами только потому, что мы сробели из-за россказней вздорных стариков. Вы только взгляните вон на те лужайки с сочной зеленой травой. Для кого же и создана вся эта красота, если не для нас?! Не для того ли, чтобы нам мягче лежалось на берегу?!