Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

— Боюсь, что придется, — поморщился Филлипс-Джонс.

— Вот как? Чего же вам еще не хватает?

— Вы ничего не желаете понимать, Ройс. Я вижу, что просто бессмысленно объяснять зам, как строится работа в таком учреждении, как наше.

Руперт только вздохнул.

— Начнем с того, что вся наша деятельность носит секретный характер.

— Вы не устаете мне об этом напоминать.

— Но мне приходится напоминать, потому что вы явно не отдаете себе в этом отчета. Неужели вам не ясно, что даже малейшее подозрение делает человека для нас непригодным?

— Подозрение в чем?

— В чем угодно.

— Но в чем меня можно подозревать?

— Ни в чем, конечно, но…

— Военная разведка сняла нелепый запрет, отстранивший меня от работы с секретными материалами, — терпеливо внушал ему Руперт, изо всех сил стараясь быть вежливым. — Значит, и вы должны снять.

— К сожалению, не могу.

— Почему же, черт побери?

— Пока не могу, — твердо произнес Филлипс-Джонс.

Непонятно было, чего он добивается — бережет честь своего сектора? Хочет проявить бдительность? Или внушить Руперту (в соответствии со своими собственными представлениями о долге) более глубокое уважение к военной тайне?

Руперт начал терять терпение:

— В чем же все-таки дело? Если меня ни в чем не подозревают, что же у вас против меня?

— Ну, что ж, придется вам все объяснить начистоту. Вы работаете в моем секторе только благодаря вашему имени и тому, что у вас есть в управлении влиятельные друзья. Вы нам, Ройс, не очень подходите. Мы все здесь — люди с научной подготовкой. Кроме вас, тут нет ни одного служащего без ученой степени.

— Мне казалось, что я с работой справляюсь, — сухо сказал Руперт.

— Не всегда. Практическую работу вы в общем выполняете, но вам известно не хуже, чем мне, что обобщать свои наблюдения вы самостоятельно не умеете.

— Какое это имеет отношение к тому, что мне отказывают в допуске к секретным материалам? — спросил Руперт, желая вернуть разговор к первоначальной теме, чтобы его не загнали в угол.

— Самое прямое. Одно к одному. Для нас все имеет значение, как вы себя ведете, как вы попали в наше управление, как вы работаете! А вы, между прочим, держите себя так, словно весь мир создан только для вас!

— По-моему, этот упрек необоснован, — холодно заметил Руперт.

— Нет уж, позвольте сказать все. Ваша работа…

— Вы раньше не говорили, что недовольны мной.

— Потому что я вас покрывал, как и все остальные. А так как у вас повсюду есть дружки…

— Это наглая ложь! — с возмущением воскликнул Руперт.

— Ложь? — оскорбленно осведомился Филлипс-Джонс. — Вот когда вы сможете сами выполнять теоретическую работу, тогда я позволю вам называть меня лжецом. И когда ваши друзья перестанут вмешиваться в дела моего сектора и хлопотать за вас, а ваша работа будет на том уровне, который требуется здесь. Вот тогда называйте меня лжецом, а до тех пор…

Руперт вскочил со своего места, побелев от злости. Несправедливость этих нападок на самое заветное, что у него было, — на его работу, привела его в ярость. Однако он постарался сохранить самообладание.

— Вы не имеете права так отзываться о моей работе, — начал он, сдерживаясь. — Бы не имеете права говорить, что я плохо работал в Арктике. Впрочем, мне безразлично, что вы говорите…

— Я считаю вашу работу неудовлетворительной! — заорал Филлипс-Джонс.

— Тогда я не вижу смысла в том, чтобы и дальше отягощать вашу нервную систему или эксплуатировать ваше ко мне расположение, — холодно отпарировал Руперт. — Примите мою отставку.

— У вас нет никакой необходимости подавать в отставку.

— Вы меня к этому вынуждаете, — спокойно возразил Руперт. — Зачем ломать комедию?

— Хорошо, не будем ломать комедию. Но если вы согласны прекратить всякие связи с русскими, мы можем пересмотреть это решение.

— У меня нет связей с русскими.

— Полученный вами русский орден — достаточное основание для…

Руперт не мог понять, почему Филлипс-Джонс так уязвлен этой наградой. Злится, что Руперт Ройс может поступать как вздумается и это сходит ему с рук? Руперт не пожелал пойти на уступки и покинул кабинет Филлипс-Джонса, не сказав больше ни слова, хотя ему и горько было бросить дело, которое так много для него значило.

Глава восемнадцатая

С рождеством у Руперта не было связано семейных традиций. Когда еще был жив его легкомысленный отец, они иногда встречали рождество в каком-нибудь из лондонских больших отелей. Когда отец умер, рождество стали праздновать у матери — веселее, но уж никак не традиционно. Джо вернула его к английскому празднику рождества, который она любила и строго соблюдала.