Тонкие металлические пластинки приятно звенели в кармане. Риэ остановился, пригладил грубую ткань, чтобы заглушить звук и не привлекать лишнего внимания. Днем он заприметил, как у храма Тиоса младшие жрецы уронили на ступени коробку с пожертвованиями и несколько пластинок завалилось меж ступеней. Риэ дождался вечера и вернулся, прополз под лестницу, где провел добрую пятую часть печати, нащупывая в мягкой влажной грязи деньги. А потом еще столько же, борясь с дурнотой, смывал с одежды склизкую жижу.
Теперь он шел по вечернему городу и старался задерживать дыхание, минуя мусорные баки, от которых тянуло острой вонью даже с другой стороны улицы. Риэ ощущал в животе кусок рыбы, съеденной еще на завтрак. Мясо было не слишком свежим, но голод не позволял организму исторгнуть неудобоваримую пищу — ведь неизвестно, когда в следующий раз выпадет возможность поесть. Риэ не знал, от чего его сильнее мутит — от неудачного завтрака или от голода.
Быстрый теплый поток деревенской речушки всегда вспоминался с нежностью. В нем ощущалась пыль багровой пустыни, расположенной за горами. Дома все было охристо-красным: и земля, и вода, и зерна вионы. Под водой случалось охотиться вслепую, чутко ловя ладонями малейшие колебания течения, указывающие на добычу… Или на то, что впереди притаилась острая скала. Собирать с темно-багрового ила на самом дне раковины, норовящие дунуть в лицо струей кипятка или защемить неосторожному ныряльщику пальцы.
Плавание в океане оказалось совсем не похоже на плавание в мутной реке. Вода отличалась от привычной на вкус, на запах и на ощупь. Вдали от берега волны пропускали солнечные лучи и были прозрачны, как воздух. Если повезет заметить косяк рыбы, охотиться можно не напрягаясь, с ленцой.
Приехав в город полтора оборота назад, он наивно полагал что, в случае чего, сможет легко прожить охотой, как и почти любой сиуэ. Но пришлось очень скоро убедиться: это сказки. Вблизи города съедобную живность вылавливали подчистую. Чтобы добраться до богатых добычей мест, требовалось отплыть на два-три умиэ[7] от берега, и то, больше шансов встретить рыбаков и получить от них тумака, чем добыть себе олу на завтрак.
Вечером народу на улицах становилось меньше, особенно в бедных кварталах. Зато на свет лун выползали ночные хищники: слизнеящерицы, которых с переменным успехом травили службы градоустройства, и нищие, проклятые богами воришки и дебоширы, которых вывести было и вовсе невозможно. Риэ не боялся их: за плечом при каждом шаге подрагивал удобный шест, прочный и гибкий. Владеть им его научил дед Камоир еще до переезда, хоть особой охоты драться у Риэ не было. Да и применять шест всерьез приходилось только против диких зверей, что спускались с гор поживиться зазевавшимся жирненьким гайруном… Но за время жизни в столице Риэ пришлось научиться как следует владеть своим единственным оружием. В Ронн бластеры и клинки опечатывались пломбами на въезде. Но шест, как ни посмотри — всего лишь кусок дерева. В других районах города иногда приходилось хорошенько попотеть, чтобы уйти живым и относительно здоровым…
Шум он услышал издалека, но внимания не обратил — потасовки в углах были обычным делом, в раздел территории местной шпаны Риэ не встревал. А они, в свою очередь, не трогали его — Тока Зунн раньше прибегал к услугам мелких гонцов и платил, судя по всему, честно. Риэ злило это напоминание о том, что он хотел бы забыть. Защита, такая же мнимая, как и упомянутая честность… Однако иначе им с дедом пришлось бы и вовсе плохо.
Шум усилился, раздался лязг поваленного мусорного бака, Риэ повернулся и в свете розоватых лун увидел посреди проулка пятерых сиуэ. Они, смеясь, кружили, как стая хищников вокруг замершего в боевой стойке парня-Высшего. Риэ сразу понял: он настоящий Высший. Не просто лысый городской богатей из тех, что бездумно гоняются за любой новой модой, включая неугодную богам болтовню. Тот уже давно орал бы во все горло, зовя на помощь, если сразу не додумался вызвать стражников по браслету. Или хотя бы поливал бранью посягнувших на его благородную особу.
А этот — молчал, не считая хулиганье достойным того, чтобы тратить на него свои слова.
Скоро ублюдки кончат упиваться страхом своей жертвы, изобьют ее и ограбят. Их вряд ли найдут, да и взять с таких нечего. Вдосталь наглумившись, они выбросят пришельца в канал, чтоб другим неповадно было разгуливать по их территории. А и правда — если не хочется нажить себе неприятностей, то нечего шляться по бедным районам после захода солнца. Риэ вовсе не должно быть дела до всего этого, вдобавок учитывая все чаще накатывающую тошноту…
Он додумывал эту мысль, уже доставая из-за спины шест. Но драться не пришлось. Увидев мрачного Риэ, шпана подхватила полы драных мантий и растворилась в переулках. Это разозлило его. Они не боялись Риэ, а выказывали ему уважение как сыну Тока. Сыну того, кто был уважения вовсе недостоин…
— Что ты здесь забыл? — рявкнул Риэ, поворачиваясь к быстро дышащему от волнения Высшему. — Проваливай к своим, пока эта крабья мелочь не вернулась!