Исполком заседал иногда дважды в день. Разбирали вопросов по пятнадцать и редко выносили твердое решение. Записывали в протокол: «Поручить такому-то» — и сразу забывали об этом. Иногда даже не подбирали имени, а оставляли для него свободное место. А потом секретарь Грибков вписывал имена, но случалось, что людей этих уже не было в поселке.
В один из дней вновь загудела зловещая сирена, и возле бревенчатой башни началась свалка. Дунин привел заводскую охрану. Арестовали двух прежних стражников и Монастырева. Сирену сняли. Спустя неделю из поселка уехали Любиков и Грибков — их мобилизовали в армию. Брахин еще оставался в исполкоме.
Но после сирены скоро замолк и заводской гудок. Подсчитали, что на гудок идет пудов двадцать угля в день. Теперь это было не по силам заводу. Старик Чебаков, служивший покуда в сторожах, выслушал приказание директора, с грустью покачал головой.
— Дорога́, говоришь, стала нынче эта гордость.
В прошлом году весной он потребовал отменить звон. А теперь каждый день, перед тем как ехать за Адамовым, Чебаков взбирался по обледеневшим ступенькам на вышку, и опять над опустевшим посадом плыл старый, установленный еще генералами, звон. И одна лишь тысяча рабочих сходилась к воротам.
Ранним зимним утром на станции отцепили от проходившего в Петроград поезда небольшой, уютный вагон. Паровоз поставил вагон на третий путь и, словно прощаясь, свистнул и ушел. Было рано. На платформе стояли бабы, выходившие к поезду обменять на хлеб хваченную морозом клюкву да сушеные грибы на нитках.
Через час в уютном вагоне подняли занавеску. В окне показался высокий брюнет в сорочке, перетянутой подтяжками. Заспанными, равнодушными глазами посмотрел на пустую станцию и задернул занавеску. Проводник принес ему воды для бритья.
Это был Березовский. Три четверти года он провел на Волге.
Буксиры с баржами прошли по каналам, по верховьям Волги. Они давно были на месте. Правда, на баржах пока удалось привезти одну гильзовую да два крана и турбину, а потом вмешался заводский комитет. Адамов также возражал.
Березовский не хуже Адамова знал, что мастерские на Волге никак не могут быть базой нового, большого завода. Но надо было уходить ближе к Уралу. Зимой в Петрограде Корре позвал Березовского на тайную встречу с заводчиками. Она была короткой. Приезжал человек, которого они еще осенью прочили в диктаторы столицы. Это был горный инженер, профессор, политик. Приезжал он ненадолго и говорил, не снимая шубы. Он-то первый и сказал: «Ближе к Уралу».
На Волге Березовский делал вид, что планирует новый завод. Он привез подрядчика, заказал ему временные бараки. В первые месяцы после нового года Колчак объявился на Дальнем Востоке. Он со дня на день должен был двинуться через Сибирь на Урал. Предполагалось, что сибирскую магистраль займут в течение нескольких недель. Ведь армии у большевиков пока нет. За Уралом дело пойдет, вероятно, медленнее. Но в это время Березовский уже будет на Урале. И машины также будут там. И там будет никель: Березовский вывез с завода весь запас.
Потом придет день генеральского разбирательства. Для многих — для Бурова с Дуниным, а также для Адамова и доктора Сухина, для очень многих это будет жестокий день. Рассчитываться будут головой, унижением. Возможно, однако, что в этот день появится Сербиянинов, полковник Башмаков, он же «Дунька». Они напомнят, что Березовский отломил сук, надел на него красный платок и называл себя социалистом. Да, возможно, так и произойдет. Но на другую чашку весов в этот день бросят весь никель, гильзовую, буксир с баржами, бросят увещевательное письмо Адамову (писал Березовский, копия сохранена), ночную стрельбу с броневиков. И другая чашка перетянет. После судного дня Березовский не останется последним человеком в государстве. Таким, как Корре, нужен он, а не беспомощный Сербиянинов.
На Волге начиналась весна. Пароходы выползали из затонов. Подрядчик, ставивший бараки, доставал спирт. Ездили ловить стерлядей, озорно купаясь в весенней воде, разжигали костер. «Фиат» Березовский загнал в лихой езде на Царскосельской дороге. С собою на Волгу взял «бенц» поскромнее. Сажали в машину женщин и исчезали иногда на неделю. Шофер при Березовском был прежний, преданный. Так проходило ожидание.
Но заскучали инженеры, привезенные Березовским на Волгу. Завод разорван на две части, и они остались с меньшей частью. А тут еще стоглазый комитет подослал комиссию.
— Все пришлют, — успокаивал Березовский и начинал широко мечтать. — Тысячи тамошних рабочих уже разъехались по стране.
— Пришлют ли теперь? — сомневались инженеры.
— До последней шайбы.
— Но как вы добьетесь?
— Нам в этом помогают двое: царь-голод и дурак Мильдик.
С Мильдиком, который пробыл неделю на Волге, разговоры были самые душевные. Ему давали машину, чтобы он ездил по деревням говорить о смешанных коммунах. И смеялись же в тесном кругу над суматошным Мильдиком!