В мае пришла телеграмма от Адамова. Березовский поехал в Петроград разведать. В поселке он не показался и Адамову ничего не сообщил. Березовский остановился в Петрограде. Вызванный с завода инженер рассказал, что после бунта огородников заводский комитет все взял в свои руки.
Березовский проверил его рассказ. Был у него в поселке близкий человек — женщина средних лет, зубной врач. Она в прошлом году бросала Березовскому красные гвоздики, когда он выступал на митингах. Тогда они и сблизились.
Теперь они встретились в гостинице, где проживал Березовский. Женщина подтвердила: все теперь в руках у заводского комитета.
— Адамов?
— Он с ними.
— Простите… — Грубое ругательство он послал Адамову.
— Что же будет дальше? — Женщина молитвенно глядела на Березовского.
— Дальше? Вероятно, еще сложнее будет.
— А со мною?
— Я ни о чем не забыл.
Он прожил в Петрограде с неделю. Еще были открыты рестораны, и в них подавали за немыслимую плату вкусную еду и даже вино. По улицам ходили в полуштатском платье офицеры. И не видно было, чтобы они голодали. В городе еще оставались заводчики и знакомые генералы и даже политики времен Керенского. Но Корре уже не было. Он незаметно исчез, не дав знать об этом Березовскому.
По вечерам Березовский сидел в оперетке. Театр был полон спекулянтов. На сцене грустно пели о том, что чайный домик назначен к продаже. Гейши прижимались одна к другой и хором грустно спрашивали: «Хозяином кто будет нам?» А разоренный содержатель чайного домика — известный комик — отвечал благоговейным шепотом: «Колчак, Колчак, Колчак», — и в партере гоготали. Эти зрители ждали Колчака.
Не заехав в поселок, Березовский вернулся на Волгу.
Легионы чехословаков с боем прошли через Пензу. Вспыхнул бунт в Ярославле. На Волге показались балтийские миноносцы. Березовский кружил на машине вокруг города, занятого белыми. Он раздумывал, не перебраться ли ему туда. Он видел, как подходили отряды Красной Армии, и едва увел назад машину. Березовский чувствовал, что к нему приглядываются. Его выжидание здесь, когда рядом идут бои, разъезды с женщинами, ловля стерлядей, вероятно, показались подозрительными. Осенью Березовский решил уехать обратно. Бои затягивались. Белые были выбиты с правого берега Волги. А если их выбьют отовсюду и навсегда? Он знал, что на заводе теперь ему будет трудно оправдаться, но, подумав, решил, что рискнуть можно, нужна только поддержка. Для того чтобы получить ее, он по дороге в поселок остановился в Москве.
И вот Березовский поднимается по знакомой ему лестнице. На нем новая кожаная тужурка, кожаная фуражка и высокие сапоги. И на фуражке пятиконечная звезда.
Как, однако, пусто стало в коридоре возле кабинета. Убран малиновый коврик. Как грязно! Он бы до этого не допустил.
Березовский уже берется за ручку кабинетной двери. Над столом склонились Дунин и еще двое. Бронзовый бюст генерала Вильсона убрали.
— Здравия желаю! — развязно говорит Березовский с порога.
Они поднимают головы, и в их глазах Березовский видит ответ: ему не уступят. Березовский невольно нащупал в кармане бумажку насчет поддержки.
— Зачем пожаловали? — Дунин и не подумал пригласить его сесть.
— Управлять заводом.
— Каким?
— Этим заводом.
— Вон как просто. Сначала бросили, развалили, а потом управлять?
— Сейчас не время спорить, уважаемые товарищи, а время подчиняться.
— Заводом управлять не будете. Не допустим, пока мы здесь.
— Да вы уже не «здесь».
И Березовский вынимает привезенную с собой бумажку.
— Знакома вам подпись?
Подпись была Троцкого. Он назначал Березовского директором Устьевского завода.
Березовский получил эту бумажку так же легко, как уютный салон-вагон с вышколенным проводником и обмундирование, которое делало его похожим на нового командира.
— Ну?
— То есть как это «ну»?
— К заводу мы вас не допустим.
— Кем подписана бумага? — Веселые искорки заиграли в темных глазах Березовского. — Ну?
— Если бы это в Москве решалось при нас, то так не решили бы, — побледнел Дунин, нелегко это было сказать ему. — Нас выслушали бы. Подите в завод, спросите рабочих, согласны ли они, чтобы вы управляли. Покажитесь в цехах. Расскажите, что с гильзовой сделали, с турбинами, куда завод собирались упрятать.
— А вы, — усмехнулся Березовский, — без меня и угля для гудка не достали. Опять звон завели.
— И про звон скажите.
— Модная тема. — Березовский покривился. — Власть на местах. Но ее умеют обуздывать, такую власть, и жестоко.
В черных глазах мелькнуло торжество.
— Вон вы какие слова знаете! — насмешливо протянул Дунин. — Ничего вы не поняли, Березовский. И кончен разговор с вами.
— Нет, не окончен. Я телеграмму пошлю.
Березовский вышел в другую комнату и, не снимая фуражки, сел за пишущую машинку: «…числа я вновь вступил в управление заводом, о чем довожу…»
Приказ он собирался писать длинный. Дунин подошел к машинке и выдернул лист из валика. Березовский, закусив губу, заложил другой лист, но и этот лист был выдернут.
В комнату, опираясь на две палки, вошел Адамов.
— Анатолий Борисович, — Березовский вскочил, — скажите хоть вы этим анархистам…
Адамов тихо ответил: