Сыновья идут дальше

Это был один из тех людей, которые искренне считали себя нашими друзьями, но друзьями оставались лишь на то время, когда нашей стране приходилось трудно и в ее жизни так причудливо сочетались слабость и героизм, что этим можно было умиляться. Ведь история редко, крайне редко может показать подобное сочетание.

И они умилялись тем, что ослабевший от голода человек садится за грамоту, тем, что больших усилий честных людей потребовало открытие вот такого дома для сирот павших в гражданской войне, тем, что в Петрограде на Неве возле моста второй год лежит на боку госпитальное судно и его невозможно поднять.

— Да, да, — повторил гость, — о таких женщинах, как вы, писал Иван Тургенев.

Анисимовна смущенно промолчала. Она не слыхала об этих книгах.

Гость пощупал сукно детских пальтишек и поморщился.

— Однако слишком грубое сукно.

— Попросите его, — Анисимовна обратилась к переводчице, — чтобы он сказал за границей, что мы перешили их из шинелей тех, кто умерли в госпиталях. Ничего лучшего у нас нет.

Гость пообещал рассказать об этом на Западе.

Свою трудную работу Анисимовна не променяла бы ни на какую другую. Плохо было только то, что она, с трудом разбиралась в отчетности. До сих пор Анисимовна была не очень сильна в грамоте, и письма от подруги своей Елизаветы Петровны Башкирцевой, которая в то время была с мужем на фронте, читала вслух ей по вечерам кухарка из прежних чиновниц. И Анисимовна рассказывала ей о том, как она встретилась с Башкирцевой в комитетском доме, о том, как много было пережито вместе.

В декабре в поселок вернулся Дима. Его назначили комиссаром продовольствия. После раны и тифа он был слаб и отсиживался дома. Иногда, опираясь на палку, он выходил на улицу. Улицы поселка были пустые, скучные. Не показывались на них старые друзья. Дима не мог привыкнуть к мысли о том, что всего два года прибавилось к его жизни. И печать усталости, которая бывает у людей, переживших много в короткий срок, не сходила с лица. Однажды ему встретился Монастырев, пьяненький, оборванный. Монастырев покачал головой.

— Помнишь, Волчок, как ты, да Пашка, да Леонид меня, презренного штрейха, гармонью с улицы гнали? Вон каким концом жизнь обернулась-то. И Пашки нет, и Воробьева Федора Терентьича…

Дима не дал ему окончить. Он побелел, затрясся и поднял палку.

— О них и говорить не смей, гад!

Дома у Димы, как и у всех в этот год, было голодно и тихо. Все силы уходили на то, чтобы поддержать жизнь в сыне. Мальчишке было полтора года, а он, слабенький и, ужасающе легкий, не смеялся, не ходил. Сухин хмурился, осматривая ребенка, жена плакала, а теща, ко всему безразличная, сидела в углу и все каялась в тех обидах, которые причинила погибшему мужу.

В конце зимы Дима занимался годовым отчетом. Его полагалось срочно отослать в Петроград. Дима знал, что отчет никто читать не станет, но все же он, наморщив лоб и борясь с дремотой, сверял цифры и данные.

Заведующий общественной столовой сообщал комиссару продовольствия:

«…за год шестнадцать раз мы подали чечевицу в щах, двадцать раз кашу, мясо три раза, в светлые годовщины. Три раза тогда же давали яблочный суп, однако два раза пришлось его вылить из-за невозможности есть. Остальное время регулярно давали суп, варенный из головок и хвостов сельдей с настоем листьев из капусты. Его также иногда приходилось выливать. В столовой от карточек едоков отрезались купоны на редкие продукты, но это делали больше согласно предписанию, так как редких продуктов столовая все одно не доставала».

Отложив отчет столовой, комиссар продовольствия принимался вычислять годовой паек устьевца. Хлеб он точно вычислить не может. Перед ним лежала пачка печатных постановлений. Они весь год сменяли друг друга на заборах поселка.

«Ввиду недостатка хлеба… ежедневную выдачу хлеба сократить до четверти фунта…»

Это еще не предел:

«…выдачу хлеба производить по фунту на пять дней…»

Дошли до восьмушки. И затем:

«ввиду отсутствия хлеба выдачу такового заменить орехами по полфунта в день».

Но то, что называли редкими продуктами, не трудно было высчитать с большой точностью. За весь 1919 год устьевец получил: