И с тех пор, добавляла моя мать Азалаис, Церковь волков не переставала преследовать истинных христиан. Тогда в этом краю их было всё еще много. Говорят, что даже в то время повсюду были еще дома добрых мужчин и добрых женщин — в Монтайю, в Праде, в Жебец. Но постепенно они вынуждены были бежать, скрываться, они исчезали. Таких гигантских костров, как в Монсегюре, больше не зажигали, но Инквизиция всё ужесточала свою охоту, расставляла ловушки, сжимала кольцо; она терроризировала верующих, выслеживала добрых людей и сжигала их одного за другим. Вот почему те, кого не поймали и не сожгли, в Каркассоне или Тулузе, уехали далеко, в Ломбардию, чтобы сохранить Церковь. Говорят, что там Церковь Божью не преследуют с такой жестокостью. Потому добрые верующие стремятся совершить путешествие в Италию, чтобы жить там в мире, устремляясь к Добру, и достичь хорошего конца из рук добрых людей. Но у нас никогда не было на это средств. Увы! Кто спасет наши души, если добрые люди никогда не вернутся в эту землю?
Я снова как будто видел отца Раймонда Маури и мать Азалаис, все эти темные вечера моего детства в фоганье бедного дома. Того, который был отстроен после первого Несчастья. Возле пылающего очага, в выедающем глаза дыме, мать, как обычно, сидела, сложив на коленях руки, а по ее щекам катились слезы. Я видел обеих сестер–шалуний, которые безостановочно ссорились — блондинку Раймонду и брюнетку Гильельму. Мой брат Гийом и я всегда слушали с большим вниманием и сжимали кулаки. А двое самых младших, Бернат и Раймонд, сонно зевали.
Но той прекрасной летней послеполуденной порой, спустившись с пастбища, я увидел, как мать, стоя с маленьким братом Жоаном на руках, сияет от нового тайного счастья. Добрые люди вернулись. И тогда младшая сестра Гильельма, узнав, что я пришел, стала прыгать вокруг меня и просить, чтобы я взял ее с собой, потому что она хочет посмотреть на овец Раймонда Маулена под скалой Керкурт. Ей еще не было десяти лет, и она все время повторяла, что будь она мальчиком, она, конечно же, стала бы пастухом и гоняла бы овец через Пиренеи в самую землю Сарацин.
— Идите, — сказала мать с улыбкой. — Но не забудь вернуть Гильельму на ночь.
ГЛАВА 3
МАЙ-ИЮНЬ 1301 ГОДА
Это было двадцать три года назад, где–то на Пятидесятницу, я шел по серданьскому тракту на землях Монтайю, гоня на выпас овец Арнота Фауре из Монтайю и Раймонда Маулена из Арка. Гийом Маури, мой брат, и Гийом Белот — оба они уже умерли — шли из леса Озе, где рубили дерево для перекрытий. Подойдя ко мне, они сказали, что хорошие люди, добрые христиане, прибыли в этот край, и сейчас они в Монтайю…
Пейре Маури стоял на лугу у серданьского тракта с овцами и собакой. Был почти полдень, и все вокруг словно замерло. Можно было предаться сладким и в то же время тревожным мыслям. Юный пастух думал о Бернаде д’Эсквина. Он вновь увидит ее в конце летнего сезона. Но на этот раз он больше не уйдет из Арка, он так решил. Если Бог так захочет, он не расстанется с этой девушкой, и скоро ей об этом скажет. А ведь это не он сделал первый шаг. Это не он по–настоящему заметил Бернаду — поначалу она для него ничем не отличалась от своих сестер и кузин. Сперва он смотрел на нее так, как на всех других девушек, с которыми ему доводилось встречаться. Обычно он с первого взгляда знал, стоит ли рассчитывать на нечто большее, или они переставали для него существовать. Потому, в конечном итоге, было несколько девушек, суливших ему некоторые перспективы. Бернада относилась именно к этой второй категории, к девушкам, к которым ему хотелось прикоснуться. Но то же самое он чувствовал и к ее сестре Раймонде. И всех этих юных кузин, сопровождаемых матерями, тетями и бабушками, женщинами д’Эсквина, приходившими в гости к Эглантине, жене Раймонда Маулена, когда она собралась рожать… Он тоже был там, юный Пейре Маури, немного сконфуженный в этом женском царстве и атмосфере родильного дома, под этим чужим кровом. В том году Пейре только прибыл в Арк, чтобы помочь кузену Раймонду Маулену пригнать отару на пастбища в Монтайю.