Сыны Тьмы

Нала двумя руками протянул увесистый том, и Вьяс мгновенно отвлекся на книгу.

– Ах, я думал, эта книга потеряна из-за Клуба Розы.

– Прошу прощения, ачарья? Клуб Розы?

– Группа мстителей, книжных воров, преступников высшего класса! Забудьте о них. Я вижу, ты изучаешь основные мандалы. Да, я помню, я тоже когда-то с удовольствием их изучал. И некоторые до сих пор помню наизусть. Исполнение имеет значение, Нала.

Ачарья Вьяс вскинул обмотанное четками запястье и ткнул пальцем в воздух, который внезапно заструился белым светом, а за пальцем, когда Вьяс повел им по кругу, остался огненный след. Варцин отскочил назад и, слетев со стула, врезался в книжную полку. Нала ахнул и прикрыл лицо ладонями, выглядывая между пальцами. Пальцы Вьяса двигались, как будто он рисовал фреску.

– Каждая мандала обладает уникальным эффектом, который определяется ее формой, – сказал он, улыбаясь мальчикам через светящийся знак, который парил в воздухе между ними. – Активация чакр в теле позволяет их владельцу направлять Элементалей на желаемых частотах и длинах, чтобы производить определенные эффекты через мандалы. Эта мандала должна была с помощью Света немедленно зажечь светящиеся фонари позади вас, но… ну, Элементали больше не работают.

Несколько очень долгих ударов сердца мандала пульсировала в воздухе, прежде чем исчезнуть в полумраке, а потом и вовсе раствориться в небытие.

– Это было потрясающе! – выдохнул ошеломленный Нала.

– Ачарья, – испуганно спросил Варцин, – вы знаете, почему все это закончилось? Все эти мандалы? Астры?

Ачарья Вьяс пожал плечами:

– Никто не знает. Может быть, смертные не заслуживают магии, дитя.

Шакуни

I

Если Хастинапур, столица Союза Хастины, был Глазом Мира, то Орлиный Гребень был его зрачком. Гребень, дом правящего царя Союза, представлял собой огромный и внушительный акрополь в центре розового города, венчавший гору, и казался настоящим пиршеством для изголодавшихся глаз. Из углов Гребня поднимались пять изящных шпилей: их блестящий белый камень был отделан сияющими сапфирами, которые сверкали только на закате. Стройные арки, паря в небесах, переходили от одного шпиля к другому. Изготовленные Древними, они были достаточно широкими и прочными, чтобы вместить целую армию. Мерцающие арки были единственными границами Гребня.

Старейший город во всем известном мире, одержимый законом и справедливостью, с любовью распахнул свои объятия для своих граждан – при условии, конечно, что ваши карманы были достаточно глубоки.

В центре Гребня расположился огромный купол с башнями из мрамора, облицованный полированным золотом. Золотые верхушки башен искрящимися узорами отбрасывали мириады солнечных зайчиков, придававших куполу неземную ауру, так что не было ничего необычного в том, что мужчины и женщины, глядя на это чудо, созданное Человеком, закрывали лица в благоговении, преклоняли колени в молитве, жмурились и плакали.

А вот Шакуни чувствовал, что его тошнит.

Улицы, ведущие к Гребню, походили на полки, вырубленные в засушливом склоне холма. Из каждой поры тела мужчины сочился пот, а он все тащился и тащился к акрополю, цепляясь за любую тень, но казалось, что у солнца были с ним свои счеты. Рукоять трости при каждом шаге врезалась в ладонь, а он все упрямо пробирался под арками Гребня к Куполу.

Над длинными садами, простиравшимися по обе стороны дорожки и расчерченными солнцем на черное и желтое, роились пчелы. Солнце только взошло, но воздух уже раскалился. Грубая россыпь камней, угрожающих кинуться ему под ноги и заставить его споткнуться, лежала на тропинке, подобно пятнам оспы на лице девицы. Эта мощеная дорожка через розарий была единственным путем к покоям короля. И для Шакуни этот путь был очень опасным. Так что он предпочел хромать по саду; мягкая почва поглощала удары трости, и шаги причиняли меньше боли.

Шагая, Шакуни сбивал тростью все бутоны роз, до каких только смог дотянуться. Бесполезные гребаные цветы. Он вздрагивал при каждом шаге, но уничтожение роз давало ему удовлетворение и силы, чтобы пройти через эту боль. Вдали он заметил нескольких садовников-рештов, которые держались в тени, старательно не отводя глаз от земли.

Шакуни усмехнулся. О эти немногие, кому дарована привилегия и благословение служить! Как хорошо, что в Арьяврате запрещено рабство, сардонически подумал он.