– Оська вчера хвастался, что дружбу свел с варнаком и что на большое дело с ним сходил. Потом пару дней погулял, а затем варнак его и порешил, чтоб не болтал. И Петьку за компанию.
Мальчишки подошли к заставе.
– Здесь последняя по пути лавка, – сообщил Вика. – Давай-ка жратву накупим. У тебя деньги-то есть?
– Немного, – неохотно признался Кешка.
– А у меня ни копья. День вышел неудачный.
Вика, и Кешка это сразу почувствовал, безбожно врал. Но ведь кабы не Вика, сидел бы сейчас Кешка в съезжем доме. И чем бы это закончилось? Интересно, сходила Наталья в сыскное или нет? Учитывая её мстительный характер, наверняка сходила…
В лавке купили хлеба, колбасы, вареных яиц.
– И ещё пару чекушек, – сказал приказчику Вика. – Тебе одной хватит?
– Я водку не пью.
– Почему?
– Не хочу, как мамка, пьяницей быть…
– А кем хочешь?
– Сперва в тряпичники выбиться, потом в маклаки, чтобы не самому тряпки по помойкам искать, а скупать оптом. Потом костяной завод заведу, клей варить буду.
Приказчик лавки и Вика прыснули со смеху.
– Ну тогда возьми себе квасу, – отхохотав, посоветовал Кешке приятель.
Когда входили в лавку, было ещё светло, а когда вышли из неё, уже стало смеркаться. Пройдя по шоссе ещё версту, свернули вправо и, лавируя между высокими кустами, двинулись вглубь Горячего поля.
Вдруг кто-то за спиной Кешки ухнул три раза.
– Тут что, филины живут?
– Сам ты филин. То местная охрана. Сообщила про нас, мол, свои идут. Меня-то тут хорошо знают. Теперь и тебя запомнят.
– Да я без тебя и дороги не найду. То вправо, то влево.
– Ну пару раз сходим вместе, потом запомнишь.
Пройдя так ещё с полверсты, Вика вдруг раздвинул какие-то кусты и сказал:
– Добро пожаловать в мой шалаш. То бишь, наш. Мы всей кодлой его строили. Но остальных, похоже, повязали. Ничего, завтра отпустят. Серники есть?
– Да, шведские.
– Тогда зажигай, – Вика сунул Кешке керосиновую лампу. – А я пока колбасу нарежу…
Крючочник снял колбу с лампы и чиркнул спичкой. Поужинав, мальчишки затушили свет и завалились на земляной пол спать. Проснулись рано – приближалась осень, днем ещё было жарко, а вот ночами уже пробирало.
Позавтракав остатками вчерашнего пиршества, ребята двинулись обратно в город. Кешка постоянно оглядывался назад, чтобы дорогу в шалаш запомнить.
– Что, и сегодня придешь?
– Куда мне деваться?
– Опять свои тряпки пойдешь собирать?
– Я ничего другого не умею.
– А давай грабить научу. Знаешь, как весело. Схватишь чистюлю гимназиста за грудки, коленом ему между ног двинешь…
– Погоди-ка… У меня идея. Давай ты нападешь на гимназиста, а я его от тебя спасу.
– Чего-чего?
– Нож из голенища вытащу, а ты испугаешься и убежишь.
– А зачем?
– Подружиться мне с ним надо. Папашка его аблакат, а мне мамку надо спасать…
– А гимназист-то здоровый?
– Да нет, мелкотня…
– Таких обычно родители встречают или служанки…
– А этот встречать себя запретил. Я сам вчера слышал.
– Тогда давай. Всё, что стрясу с него – моё. А дальше сам с ним разбирайся.
– Не надо его трясти. Я сам тебе полтинник дам.
– Тогда прямо сейчас и пойдем.
– Нет, надо после уроков. Он в три из гимназии выходит…
– В три? Значит, не мелкотня. Те в час заканчивают.
– А этот в три. Может, позднее начинает?
– Кто их, барчуков, знает? Где встречаемся?
– У Пустого рынка. Смотри, не опаздывай.
О результатах вчерашней облавы в Вяземской лавре Крутилину докладывал руководивший ею чиновник для поручений Назарьев:
– Задержано триста сорок пять человек: семьдесят два из них не имели паспортов, тридцать девять ранее были лишены права пребывать в столице, двенадцать за непотребное поведение, сорок два находившихся в розысках по разным делам, в том числе один беглый варнак…
– Не этот ли? – Крутилин повернул карточку Чванова, которую внимательно разглядывал.
Назарьев покачал головой.
– Что удалось выяснить про убитых?
– Оська Хвастун последние два дня беспробудно пьянствовал.
– Откуда взял деньги?
– Якобы ростовщика порезал. Но не в одиночку. С каким-то Толиком. Но в Лавре про него никто ничего не знает…
Крутилин протянул Назарьеву телеграмму, полученную сегодня с Нерчинской каторги в ответ на его запрос. Чиновник быстро пробежался по ней глазами, прочитав вслух самое важное: «Анатолию Чванову дали кличку Дерзкий за заносчивое и высокомерное отношение к другим заключенным».
– Что ещё?
– Позавчера Оська пил в «Мышеловке». Уже вечером к его компании присоединился некий Петька Абас.
– Знаю…
– Дальше уже угощал Петька. Когда все разошлись, он отвел Оську в квартиру крестьянина Подольцева в Стеклянном флигеле, где обычно ночевал. Оська, правда, обитал в другом флигеле, в Банном, но по показаниям свидетелей ни говорить, ни передвигаться сам не мог. Утром они ушли вместе. Больше их никто не видел.
– И это всё, что вы смогли узнать? – расстроился Иван Дмитриевич.
– Нет, не всё. Вместе с ними на нарах ночевал паренек с длинной палкой с насаженным на неё трехзубым крюком, звали его Кешкой.
– Так-так…
– Паренек в тот день появился в Лавре впервые, сперва сунулся к тряпичникам сдать товар и попроситься на ночлег. Товар-то взяли, а в койке отказали.
– Почему?