Джонатан обеими руками обхватил покоившуюся на подлокотнике руку мастера Вэя и опустил на них голову.
– Тебе бы лучше переехать в отель, чтобы мы все могли за тобой там ухаживать, – сказал Джонатан. – Ты бы мог занять наш лучший люкс или поселиться вместе с нами наверху. Я могу жить в одной комнате с Хубертом, если будет нужно.
Мастер Вэй ласково ему улыбнулся.
– Мне нравится жить здесь, в доме моих предков. После стольких лет, проведенных вдали от корней, мне бы не хотелось покидать эти стены.
– Я буду приходить к тебе почаще, – пообещал Джонатан. – Раз уж Эмма теперь знает дорогу сюда, Шаожаню даже не нужно будет каждый раз меня провожать, правда же? – И он поднял голову, чтобы взглянуть на нее.
– Да, конечно, – поспешила она с ответом, в то же время мысленно обещая самой себе получше запоминать дорогу на обратном пути. – Без проблем.
– К тому же, – продолжил Джонатан, – мне уже не так страшно уходить далеко от отеля. Отпускает понемногу.
Мастер Вэй кивнул, услышанное ему явно понравилось. Было похоже, что он намеревается что-то сказать, но тут вдруг снова схватился рукой за бок, а лицо его исказилось гримасой боли, явно более интенсивной, чем в прошлый раз.
– Джонатан, не составит ли тебе труда сходить ко мне в кабинет и принести металлическую шкатулку со стола? Придется добавить к чаю кое-чего покрепче.
Джонатан стал уже подниматься, но Эмма положила ему на плечо руку, удерживая его на месте.
– Давайте я схожу, – предложила она, – а заодно спрошу у Шаожаня, не понадобится ли ему моя помощь с чаем.
Она легко могла бы оправдать свой поступок в собственных глазах тем, что ей хочется дать возможность Джонатану и мастеру Вэю побыть наедине. Вероятно, так отчасти и было: конечно же, ей не хотелось навязывать свое присутствие. Однако основным ее мотивом стало другое: выкроить немного времени, чтобы познакомиться с домом и все тут разведать. Старая привычка, крепнущая год от года. Когда Эмма жила в Лондоне, она никогда не знала, где и как попадет в ее руки нужная информация, которая позволит заработать гинею. Любой шанс разнюхать что-нибудь в незнакомом месте должен быть использован, выжат до последней капли.
Она вполне сознавала, что не обнаружит ничего интересного в родовом гнезде старика, где он живет вместе со своим молодым помощником. Она также понимала, что даже если что-нибудь и найдется, то на Бейкер-стрит нет теперь никого, кто оплатит ее услуги. Несмотря на это, она все-таки с интересом разглядывала картины, украшавшие стены узкого коридора. Все они, похоже, были написаны европейскими художниками. Невдалеке слышалось, как снует Шаожань с посудой и чайником. Нос Эммы уловил аромат заваренного зеленого чая. Одна из выходивших в коридор дверей оказалась приоткрыта, в щели виднелся футон со смятым постельным бельем. С другой стороны коридора – кабинет.
Не очень большой, зато светлый. Запах легкого табака стал намного сильнее. Пара стеллажей с книгами и рыжий кот, невозмутимо спавший в кресле возле стола. Кот даже не открыл глаз, когда Эмма подошла к столу взять с него металлическую шкатулку.
Взгляд ее автоматически скользнул по бумагам, лежавшим сверху. Какие-то письма на разных языках: французском, английском и даже с текстами, записанными с использованием незнакомого Эмме алфавита. Вероятно, в последние дни мастер Вэй их перечитывал.
По затылку у нее вдруг поползла струйка холодного пота, несмотря на жаровню с ярко-красными углями и теплую одежду. Письма на английском были написаны почерком, который она хорошо знала.
Их писал Шерлок Холмс.
Мысли закрутились вихрем, и понять, что происходит, она не могла. Была не в силах подыскать логическое объяснение происходящему. К такому Эмма не привыкла: ни делать выводы, ни разгадывать загадки. У нее была привычка подслушивать то, что не предназначалось для чужих ушей, и подмечать детали, которые могли бы остаться незамеченными, но и только. В конце концов, придавал всякой галиматье некий смысл совсем другой человек.
Тот, чьи письма лежали теперь перед ней на письменном столе на другом краю света относительно города, где он жил. И лежали они на столе, принадлежавшем другому человеку, с которым теоретически он вообще не должен был быть знаком. Эмма пробежала глазами одно письмо: датировано 1881 годом, это почти тринадцать лет назад. В те времена Шерлоку было едва за двадцать и он, кажется, еще даже не жил на Бейкер-стрит.
– Все в порядке?
Застигнутая врасплох Эмма обернулась, услышав голос Шаожаня у себя за спиной. Парень стоял в дверях, слегка хмурясь, и пристально смотрел на нее.
– Мне сказали, что ты пошла за шкатулкой с морфином, – прибавил он.
«И уже довольно давно», – послышался ей подтекст его слов.
– Да, извини, не сразу нашла. Вот, – отозвалась Эмма, изо всех сил стараясь произнести это как можно более натурально, и протянула ему металлическую шкатулку.