Сыщики с Нанкин-роуд

Эмма повернулась, осветив лампой коридор, по которому сюда пришла, и обнаружила перед собой мужчину среднего возраста с темно-русыми волосами, в весьма элегантном костюме. И хотя она видела этого человека первый раз в жизни, вариантов здесь не было: это мог быть только он.

– Мистер Поул? Мне очень жаль, у меня и в мыслях не было вас побеспокоить, – поспешила она с ответом. Элис ее просто убьет, если узнает, что она впуталась в дела владельца отеля. – Меня зовут Эмма, и я работаю на вас в отеле «Белгравия».

Она не стала уточнять, что вообще-то работает на верхнем этаже. Обычная горничная привлечет к себе меньше внимания, чем девица, что живет через стенку от его собственного сына и Хуберта Чеха.

Хуберт. Образ администратора отеля затуманил ей голову, едва она вспомнила прочитанное. Извлеченный из-под двери листок бумаги огнем жег руку, однако она даже не попыталась его спрятать, опасаясь, что в глазах мистера Поула это будет выглядеть еще подозрительнее. Автор записки – Хуберт? В ней упоминается некий чешский город, а он – единственный выходец из этой страны, о котором Эмме известно. Та щуплая фигурка, что пряталась здесь в темноте, очевидно, и была тем, кто оставил под дверью записку, и, разумеется, человек этот никак не соответствовал параметрам администратора отеля, но ведь могло быть и так, что Хуберт послал положить записку не кого-нибудь, а Джонатана, какой бы безумной ни показалась ей эта мысль. Но с какой стати Джонатану участвовать в предъявлении угроз собственному отцу?

Мистер Поул подошел к Эмме чуть ближе и окинул ее подозрительным взглядом. От него пахло спиртным, глаза казались стеклянными.

– И что ты тут делаешь, почему тут стоишь? – снова вопросил он.

– Меня послали проверить, что случилось с освещением, – соврала она. – Свет выключился в некоторых местах отеля. Мы сейчас работаем над…

Мистер Поул сделал резкое движение, заставшее Эмму врасплох, и смог прижать ее к стене, схватив за запястье. По лицу его расползлась кривая улыбка.

– Клин клином вышибают, милочка, – проговорил он, чуть растягивая слова – язык его из-за количества выпитого заплетался.

Эмме было уже совершенно наплевать на то, что этот господин – босс и ее самой, и ее сестры. Она готова была закричать, вдарить ему в пах коленкой или воспользоваться каким-нибудь другим советом из тех, что когда-то давно давала ее подруга Зои для таких случаев, когда нужно отделаться от любого мужчины, посмевшего тебя побеспокоить. Но он по собственной воле отпустил ее, все с тем же выражением превосходства на лице. Облегчение, испытанное Эммой, было омрачено осознанием того, что мистер Поул только что вынул из ее руки листок бумаги, да так, что она этого даже не заметила. Теперь он неторопливо разворачивал бумагу перед ее лицом.

«Рыбак рыбака видит издалека» – пронеслось у нее в голове, пока этот господин вынимал у нее из рук и масляную лампу, но на этот раз уже безо всяких ухищрений, и читал кое-как написанные слова.

– Это ты писала? – спросил мужчина. Внезапно он как будто даже протрезвел. Да и акцент стал практически незаметным.

– Я только что подняла ее с пола, – сообщила ему Эмма, – под вашей дверью лежала.

Мистер Поул посмотрел под дверь, как будто надеялся найти там ответ, а потом снова поднял глаза на Эмму. Удивительно, но он, судя по всему, ей поверил. К тому же встревоженным он не казался. Наоборот, в глазах его появился алчный блеск.

– Убирайся отсюда, – властно скомандовал он. – У меня полно дел.

Эмма не заставила долго себя упрашивать. Она поспешила прочь, двигаясь по коридору почти в полной темноте, ориентируясь на дальнее свечение ламп по ту сторону лестницы, и старалась унять свое дыхание и закрепить в памяти, слово за словом, то, что прочла на листке писчей бумаги. Добравшись до своей комнаты, она непременно запишет этот текст, зафиксирует его: она хотела быть уверенной, что ничего не забудет.

Предупреждение. Держите рот на замке по поводу того, что знаете (или думаете, что знаете) о произошедшем в Карловых Варах, иначе пеняйте на себя.

Эмма чувствовала, что только что наткнулась на что-то важное, на нечто такое, за что Шерлок Холмс с превеликим удовольствием заплатил бы ей целую гинею.

XXIV