Сыщики с Нанкин-роуд

– Заказывай, что тебе заблагорассудится, – проворчал профессор, рассеянно барабаня пальцами по стеклянной столешнице и лениво наблюдая за пешеходами.

Он довольно долго так и сидел, не двигаясь, затерявшись взглядом в потоке людей на тротуаре. И совсем не обратил внимания на официанта, когда тот принес им напитки. На Хуберта он тоже не смотрел – и тот был безмерно ему за это благодарен, особенно когда первый раз осторожно отпил кофе и не смог удержаться от гримасы отвращения.

Профессор, однако, даже не видя его лица, улыбнулся, как будто бы заранее предвидел эту реакцию.

– Попробуй добавить сахар или молоко. Все сходятся на том, что после двух выпитых чашек вкус напитка начинает нравиться больше. Я-то ничего в этом не понимаю, ни разу его не пробовал. Меня никогда не интересовали вещи, требующие усилий, чтобы принести удовольствие. Возможно, именно по этой причине я и не женат.

У Хуберта, к его глубочайшему сожалению, вырвался смешок. Впервые они с профессором Мориарти беседовали о чем-то, что не являлось сугубо практическим.

– А математика с самого начала доставляла вам удовольствие? – не удержался он от вопроса.

В первый раз с той секунды, как они сели за столик, Мориарти повернулся к нему и взглянул в его глаза. Хуберт испугался, что, наверное, нарушил некую границу, однако его визави только криво улыбнулся.

– Математика – единственная научная дисциплина, которая всегда доставляет удовольствие и никогда не разочаровывает.

Хуберт глядел на него, явно не понимая, и Мориарти продолжил:

– Физика, химия, медицина и биология – науки неточные, имеющие бесконечное количество ограничений. Ничто не может гарантировать, что сегодняшнее твое открытие не потеряет своей значимости завтра, когда появятся новые технические достижения, которые позволят провести исследование более тщательно, на большем материале или с большей скоростью.

– Думаю, вы правы… – вставил свое слово Хуберт.

– Я никак не мог с этим смириться, я никогда не смог бы принять, чтобы дело всей моей жизни оказалось в мусорной корзине всего лишь через несколько поколений и только потому, что кто-то, далеко не такой блестящий, как я, получил бы в свое распоряжение микроскоп более совершенный, чем был у меня. Математика же, наоборот, является дисциплиной неколебимой, не подверженной внешним влияниям. Никто и никогда не сможет опровергнуть мои теоремы: они пребудут в вечности. И я пребуду в вечности. – Неожиданно он оживился, как будто сам разговор об этих материях с Хубертом или с кем-то другим, кто согласился бы его слушать, пробудил в нем некую совершенно особую, почти мистическую энергию. – Представь себе, Хуберт, уже много столетий назад ученые получили представление о том, что свет распространяется с определенной скоростью. Тебе об этом известно?

Хуберт кивнул, хотя никогда об этом не слышал. Мориарти продолжал:

– Так вот, с тех пор каждые десять-пятнадцать лет кто-нибудь приходит к выводу, что ему наконец удалось вычислить точную скорость света. И с тех пор, опять же каждые десять-пятнадцать лет, кто-нибудь опровергает предыдущее открытие, заявляя, что это он совершил наконец-то прорыв и установил окончательную величину. – Он фыркнул. – Тебе не кажется это абсурдом?

Хуберт отпил из своей чашечки – ему требовалось время, чтобы обдумать ответ. Беседовать с профессором Мориарти на отвлеченные темы оказалось делом весьма непростым.

– Разумеется, это выглядит абсурдом, мистер Мориарти.

Мориарти вновь улыбнулся, но так, как будто признавал свое поражение – совершенно уверенный, что Хуберт не способен его понять, – но ему самому это глубоко безразлично. Без сомнения, подумал Хуберт, ему это чувство привычно. Он никогда не мог бы вообразить себе ни Бизоньози, ни Себастьяна Морана рассуждающими о математике.

В этот миг нечто из происходящего на улице, прямо перед ними, привлекло к себе внимание Мориарти. Хуберт проследил за его взглядом. Небольшая группа – пятеро хорошо одетых мужчин – остановилась на противоположной стороне улицы перед проспектом с перечнем фирменных блюд ресторана, а потом стала рассаживаться вокруг круглого столика, тоже на террасе. Все то время, пока их обслуживали, принося напитки и легкие закуски, люди эти выглядели вполне спокойными, даже довольными. И хотя Хуберт не имел возможности слышать их речь, но, глядя на их жесты, сделал вывод, что это были чехи, уроженцы Богемии.

Профессор Мориарти заметил, что Хуберт тоже смотрит на них, и, судя по его виду, остался этим доволен.

– Мужчина в желтом жилете, – сказал он. – Тот, который только что поднял бокал с вином, видишь его? – Хуберт кивнул, и Мориарти чуть склонился над столом, опершись на локоть, словно поудобнее устраивался, но Хуберту показалось, что он хочет к нему придвинуться, чтобы иметь возможность понизить голос. – Этого человека зовут Малек Дворжак, он – близкий друг принцессы Дарины. Если, конечно, не назвать его роль более точным словом.