Сыщики с Нанкин-роуд

Хуберт слишком ненавидел Бизоньози, чтобы задуматься о том, как ему помочь. Но по прошествии времени он стал задаваться вопросом, как бы все это повернулось, если бы он привлек тогда к себе внимание полицейских и открыл им истину: что прав был Бизоньози и что не кто иной, как Джеймс Мориарти, совершенно безобидного вида профессор математики, стоявший рядом с ним, и был тем человеком, кто поручил ему следить за Малеком Дворжаком. И вовсе не потому, что этот человек его заинтересовал, а только по той причине, что, по его расчетам, Хуберт рано или поздно рассказал бы об этом отцу, а тот, в свою очередь, в конце концов обратился бы в полицию. Еще Хуберт мог бы сказать полицейским, что именно Мориарти каким-то образом подстроил так, чтобы пудреница принцессы Дарины оказалась в кабинете его босса, и заставил того поверить, что эта вещица принадлежала старику Костке, чем смог окончательно его дискредитировать. Развивались бы в этом случае события как-то иначе? Если бы тогда Хуберт сумел вовремя отреагировать и оценить последствия своих действий, удалось бы ему спасти свою семью? Или полицейский капитан все равно арестовал бы Бизоньози, оставив его наедине с этими двумя?

Когда полицейские удалились, Мориарти повернулся к Хуберту, обратив на него взор голубых, сверкающих злобным умом глаз.

– Ты – мальчик весьма предусмотрительный, – с улыбкой сказал он ему. – Как и твой отец.

Хуберт сделал шаг назад, наткнувшись спиной на грудь Себастьяна Морана. Тот железной хваткой стиснул парню руки, но Мориарти махнул ему.

– Оставь его в покое, он оказал нам услугу. Верно сыграл свою роль, сделав ровно то, чего мы от него и хотели.

– Он слишком много знает… – начал Себастьян Моран.

– Он научится держать язык за зубами, – настаивал Мориарти. – Для своего же блага… Хуберт, иди домой, к матери, – сказал он под конец, повторив те слова, которыми всегда отпускал его после понедельничных и пятничных совещаний.

Хуберт кивнул и бегом помчался с фабрики, не оглядываясь назад, но и не послушавшись Мориарти. С фабрики «Гран-Пантелеоне» он отправился вовсе не домой. Вместо этого он побежал в городские конюшни и на те немногие монетки, что нашлись в его карманах, купил билет на ближайший дилижанс, отправлявшийся в Прагу.

Как-то он догадался, чего хотел бы от него отец, откуда-то он знал, что нужно сделать как можно скорее, пока не окажется слишком поздно. Виктор Елинек, главный свидетель, находился в тот момент под слишком пристальным наблюдением полиции, чтобы иметь возможность сделать это самому.

Приехав в Прагу, Хуберт прямиком отправился к Пороховой башне, нашел там небольшую меняльную лавку, в которой заправлял человек по фамилии Свобода, и забрал все деньги, лежавшие на его имя.

А когда он с этим делом покончил, то последний дилижанс на Карловы Вары уже ушел, так что ему пришлось ночевать в Праге, на конном дворе, закопавшись в стог сена и крепко прижимая к себе чемодан, полный драгоценностей и денег, полученных в меняльной лавке. И только он позволил себе немного задремать, как на рассвете объявили об отправлении дилижанса на Карловы Вары. Вынужденная ночевка в Праге спасла ему жизнь.

Когда Хуберт вернулся домой, все вокруг было уже объято пламенем.

XXXIV

Из всего предложенного Эвелин Элис согласилась лишь выпить с ней по чашечке чая в приличном месте – на крытой террасе, под раскидистыми банановыми деревьями на улице Сяфэй, на территории Французской концессии. Этот район был намного более спокойным, чем бурлящая Нанкин-роуд, да и сидеть на террасе оказалось не слишком жарко и в меру прохладно – весьма приятно. Благодаря всему этому, а также тому, что они ненадолго заскочили в невероятно уютный книжный магазин на улице Сима, где она купила себе по случаю целую стопку наиболее скандальных готических романов, добавив к ним последний номер журнала «Странд Магазин», Эвелин вернулась в «Белгравию» в чудесном расположении духа. Настолько, что действительность послужила для нее холодным душем, жестко ее отрезвив, едва она переступила порог отеля, где нос к носу столкнулась с Монтгомери Поулом, выходившим оттуда вместе с лордом Ханифутом и еще одним джентльменом.

– Дражайшая миссис Спенсер, – приветствовал он ее приторным голосом, – а я как раз собираюсь отправиться в ночной клуб. Предлагал вашему супругу и мистеру Ожье к нам присоединиться, однако же выяснилось, что ни один из них не жалует бридж. Оба предпочли остаться в курительной комнате – просматривают прессу.

Эвелин заставила себя улыбнуться. В ее собственных интересах было вести себя сдержанно – в холле слишком много народу.

– Боюсь, что ни один из них не является в достаточной степени англичанином, чтобы ценить бридж в той степени, в какой это свойственно нам, мистер Поул.

Поул расхохотался.

– Полагаю, что вы правы, моя дорогая. В следующий раз с просьбой сопроводить нас я обращусь именно к вам. – Он нахлобучил шляпу на голову и изобразил мимолетный прощальный жест. – Желаю приятно провести вечер. И вам также, мисс Дойл.

– Желаю приятно повеселиться, мистер Поул, – ответила Элис.