Сыскные подвиги Тома Соуэра в передаче Гекка Финна

— Это вовсе не тень. Это сам Джэк Денлап, как есть?

— Ну, помешался! — сказал я.

— Гекк Финн, нашли мы труп под смоковницами?

— Нет.

— Или какой-либо след его?

— Нетъ

— Оно и понятно. Никакого трупа и не было.

— О, разве мы, Том, не слышали…

— Да, слышали, кто-то крикнул, раз, другой. Но разве это доказывает, что произошло убийство? Разумеется, нет. Мы увидали, как выбежали четверо, а этот вышел оттуда и мы приняли его за тень. Такая же тень, как ты сам! Это был живой Джэк Денлап, и он теперь тут и сидит. Он подрезал себе волоса, как хотел, и представляется теперь другим человеком, решительно так, как задумал. Тень!.. Хороша тень!

— Он целехонек, как орех!

Все стало понятным: мы попали впросак. Я был очень рад тому, что Джэка не убили; Том тоже, и мы не знали только, что ему больше понравится: узнаем мы его или нет? Том полагать, что лучше всего пойти к нему и спросить. Он так и сделал; я шел, поотстав немного, потому что, как знать, все же могла быть это и тень… Подойдя, Том сказал:

— Мы с Гекком очень довольны тем, что встретились с вами опять, и вы можете быть спокойны насчет того, что мы не проболтаемся. И если вы думаете, что нам лучше и вида не показывать, что мы с вами знакомы, когда мы столкнемся с вами при других, то скажите; вы увидите, что на нас можно положиться; мы лучше дадим себе руки отрубить, чем ввести вас в беду.

Сначала, он как будто изумился, увидев нас, и не очень-то обрадовался, очевидно; но потом, по мере того, как Том говорил, он перестал хмуриться и даже улыбнулся под конец, кивая головой несколько раз, делая знаки руками и мыча: «Гу-у-гу-у-гу», знаете, как глухонемые.

В эту минуту стали подходить некоторые из семьи Стива Никерсона, жившего по ту сторону луга. Том сказал Джэку:

— Вы представляетесь великолепно. Я не видывал лучшего подражания. И вы правы: притворяйтесь и перед нами, как перед другими, это послужит вам для упражнения, да и лучше, не промахнетесь никогда. Мы не будем к вам подходить, как будто и не знаем вас, но, если потребуется наша помощь, оповестите нас только.

Мы отправились далее, и когда поравнялись с Никерсонами, они стали спрашивать нас, как водится: это ли новый приезжий, и откуда он, и как его звать, и какого он толка, баптист или методист, и как он по политике, виг или демократ, и долго ли он здесь пробудет… словом, осыпали нас всеми теми вопросами, которые делаются людями при виде всякого нового лица, да и животными тоже. Том отвечал, что он не разумеет знаков, которыми говорят глухонемые, не понимает тоже и их мычанья. Они прошли и стали дразнить Джэка; мы видели это и беспокоились за него: Том говорил, что ему потребуется немало времени, чтобы приучиться не забывать, что он глух и нем, и не проговориться невзначай. Но Джэк справлялся отлично с своею ролью, как мы видели, долго наблюдая за ним, и мы пошли далее, желая поспеть к школе к рекреационному времени, а до нее было три мили пути.

Мне было очень досадно на то, что Джэк не рассказал нам ничего о борьбе под смоковницами и о том, как ему удалось избежать смерти. Я просто не мог переварить этого, да и Том был очень недоволен, но он говорил, что будь мы на месте Джэка, то старались бы так же быть, как можно осторожнее, помалкивали бы и не рисковали ничем.

Все мальчики и девочки очень обрадовались, увидя нас, и мы порядочно позабавились во все продолжение рекреации. Гендерсоны, идя в школу, видели глухонемого и рассказали о нем прочим; поэтому все школьники были заняты им, могли толковать только о нем и очень хотели его увидать, потому что никогда еще в жизни не видывали глухонемых, и весть о таком человеке приводила всех в возбуждение.

Том говорил мне, что нам теперь туго приходится от обещания молчать: какими героями стали бы мы, рассказав все, что было нам известно! Но если порассудить, то молчание было еще погеройственнее: из целого миллиона ребят вряд ли нашлись бы и двое, способные на него. Так решил Том Соуэр, и вряд ли кто мог опровергнуть это.

IX

В какие-нибудь два-три дня глухонемой сделался весьма популярным. Он перезнакомился с соседями и они очень ухаживали за ним, гордясь тем, что среди них завелась такая диковинка. Они угощали его завтраками, обедами, ужинами, начиняли его свининой и кукурузной кашей и не уставали глазеть на него и жалеть, что не знают больше о нем: он был так непохож на других, точно взят из романа! Знаки его были непонятны, никто не мог уразуметь их, как и сам он, по всей вероятности; но он мычал, и этим все были довольны, даже восхищались тем, как именно он мычит. Ему подавали аспидную доску с написанными на ней вопросами и грифель, и он писал ответы, только никто, кроме Брэса Денлапа, не умел разобрать его почерка. Брэс говорил, что и сам он не все может прочесть, но что большею частью он угадывает смысл. По его словам, глухонемой говорит, что он родом издалека, имел состояние, но потерял все, благодаря плутам, которые его обобрали, и теперь он нищий и не может себе ничего заработать.