И все это на бесконечном повторе длилось всю ночь, даже когда Даня ушел.
Я то воспаряла духом и верила, что он передумает и захочет быть с нами, то вновь разбивалась в болезненном понимании, что мы ему не нужны.
Да, мы. Я больше не могу думать о себе в единственном числе. Нас двое. Я и мой ребенок.
А так хотелось, чтобы стало трое… Кажется, я готова была отдать за это все на свете.
Я и злилась на Даню, и обижалась, и волновалась, как он там, под открытым небом на берегу, и переживала, что действительно бросит меня на острове одну, и ненавидела его… И любила сильнее, чем когда-либо.
Все это вызывало бурные потоки слез. Я захлебывалась ими до икоты. Как еще мне было справляться?!
«Это все гормоны!» – убеждала себя я, в надежде, что в какой-то момент меня перестанет так нещадно шатать.
Основная задача до того, как это произойдет – не тронуться умом. Я уже на краю пропасти.
И даже несмотря на столь очевидный жизненный кризис, как только рыдания стихали, я мысленно возвращалась к нашему с Даней сексу. Все случилось совсем не так, как я ожидала. Но учитывая наши характеры и эмоции, которые мы все это время накапливали, вполне закономерно.
Штормовая ярость. Животная страсть. Необузданный голод. Отчаянная жадность.
Боли я почти не ощущала. Она пронзила мое тело в момент разрыва девственной плевы и практически сразу же сгорела в огне безумной потребности близости. Лишь почувствовав Даню внутри своего тела, я поняла, что ласки и совместные оргазмы – это, безусловно, чудесно, но это не единение.
Вторжение. Захват. Сдача в плен. Присвоение.
Только когда мужчина берет, а женщина отдается, достигается то самое фантастическое слияние, которого мы так жаждем в любви.
Как я могла после этого лгать? Даня, обнаружив мою кровь, выразил такой панический страх. Трижды бы он меня убивал, трижды бы я возвращалась и каялась. Не хотела, чтобы он винил себя в том, что причинил вред мне или ребенку. Таких мук я ему не желала.
Но как же потом было обидно и больно, когда он не верил! Понимала, конечно, что сама виновата. Наплела такой клубок лжи, что и самой с трудом распутать удалось.
Ужас, который Даня выказал, узнав, что малыш его, меня размазал окончательно. Хоть я и ждала подобного, но в реальности познать все это и прочувствовать оказалось запредельно больнее, чем я представляла.
Я перестала ориентироваться во времени. И примерно не поняла, в каком часу уснула. Помню, что к тому моменту жгли не только глаза, но и кожа лица. Кроме того, воспалилась слизистая. Почудились даже симптомы простуды. К счастью, стараниями Лизы у меня имелись с собой все необходимые лекарства. Следуя инструкции, которую она для меня расписала на отдельном листке, приняла сразу комплексно. Только после этого отрубилась.
Утром, как обычно, проснулась от голода. Не терпелось, конечно, по-быстрому заморить червячка, но я вспомнила, что накануне ничего нормально так и не съела, и заставила себя приготовить полноценный завтрак, а после него и обед.
Увидев на пляже Даню, я обрадовалась сильнее, чем мне бы того хотелось. Это шальное чувство буквально полностью захватило меня. Едва сдержалась, чтобы не броситься к нему с объятиями. А еще… Снова подмывало расплакаться. В груди за считанные секунды разбух вязкий горячий ком. Он-то и задавил радость. Все внутри задрожало и приготовилось бурными рыданиями низвергнуться из моего тела.
Я не нытик. Мне не свойственно себя жалеть. Но я так отчаянно нуждалась в том, чтобы Даня меня обнял! С огромным трудом погасила эту потребность. А потом, едва начав говорить, мы, конечно же, поругались.
Во мне вновь вскипели чувства, затмевающие работу мозга. Пока купалась, Даня мрачно наблюдал. А мне и избить его хотелось, и словами ранить, и залюбить. Таким ураганом пройтись, чтобы наизнанку его вывернуть и разрушить весь внутренний мир.
Мой ведь уже был развален.
«Давай вместе строить новый…» – пульсировало в висках все настойчивее.
Но вслух ничего подобного я, естественно, не произнесла. Да и он молчал. Непрерывно агрессивно переглядывались, давая друг другу понять, что с позиций своих не сдвинулись ни на миллиметр. И на этом все.
А к вечеру, не поделив хижину, вновь в пух и прах разругиваемся.
– Выйди вон! – ору я, когда Даня, переступив порог, застает меня в нижнем белье.
Хорошо, что вообще что-то надеть успела. Еще толком не обсохла после душа. И Шатохин, конечно же, не церемонясь, бессовестно скользит по мне взглядом.
То, что ему срывает башню от похоти, по всем маркерам заметно. Грудь высоко вздымается, дыхание тяжелеет, тело напрягается, и все движения плавно замедляются. Кажется, что он готов наброситься сию секунду. Только знак дай.
Внутри меня происходит бешеный скачок давления и случается сумасшедший гормональный выброс. Все системы то тормозят, то без моего на то влияния совершают резкий запуск. Аварийное состояние с полной потерей контроля.
«Я не буду… Не буду… Не буду с ним спать!» – молочу мысленно.
Убеждаю себя, что эти реакции не конкретно на меня. Просто он – порочная сволочь с маниакально повышенной ебливостью. Вот и все.