Т.Н.

– Да так, что им нередко начинает казаться, что все знают или догадываются об их изъянах. И на языке недомолвок шушукаются о них друг с другом. Что заставляет их и в других видеть даже ещё больших нравственных уродов, находя в их малейших недостатках наглядное подтверждение своей точки зрения: на мир, как на скопище уродов. В попытке оправдать своё нравственное уродство.

– Чтобы не прилагать усилий для собственного духовного роста, – с усмешкой заключил Банан, пожалев на этого уродца даже патрон. И не выстрелив в сердце каждого.

– Да и – внешних изменений, – дополнил Фил. – То есть урод не только видит уродов в других, но и пытается их ещё больше изуродовать. Чтобы, через это, хоть как-то возвыситься в собственных глазах. Или ты думаешь откуда берутся всё новые убийцы и маньяки? Поэтому я, если честно, не советовал бы приближаться к ней даже на расстояние пушечного выстрела! Так дальнобойко её уродство.

– Ну, а если положительно изменить её тело? – неуёмничал Лёша. – Ведь она наверняка всё ещё любит меня. А значит – и захочет быть меня достойной! И мои высокие духовные качества будут работать как катализатор необходимого нам процесса.

– И потом она станет проституткой! – с усмешкой бух!нул Банан. С удивлением обнаружив, что, как и в мультфильме про Винни-Пуха, ружье этого «Пятачка» стреляет пробкой – из под шампанского! Если читателя как следует «потрясти». Чтобы он и после прочтения выплёскивался во все стороны и опьянял собой окружающих. Как Хапер.

– Или пустится в какие-либо другие махинации с сексуальной оплёткой, – подтвердил Фил. Перезарядив. – То есть будет использовать своё возрожденское тело для своих грязных манипуляций. Пытаясь не работать. Нет уж! Лучше уж ей оставаться в чёрном теле. Оно защитит её и от самой себя и от неприятностей.

– Ну почему ты такой писси-мистик? – изумился Лёша.

– Зато я объективен. В отличии от некоторых, – и он оглянулся по сторонам: на оптимиста-Лёшу и пессимиста-Банана.

Беседа явно отдавала ветхозаветной притчей об Иове с обратным знаком.

Дело пахнет керосином, подумал Банан и заёрзал в заметках:

– Это долгая возня.

– Дорогу осилит идущий! – улыбнулся Лёша.

– Но она не в моём вкусе, – брезгливо заметил Банан. – Я – эллин. Остроухий в своей чуткости к прекрасному и безобразному. А она?

– Так верни её к жизни.

– Из дерьма – в конфетку? Не могу.

– Так учись, сынок!

– Брать у неё уроки убожества? – веско плюхнул Банан усмешку на свою тарелку весов диалога.

– Ладно, – прыгнул Фил на свою тарелку весов всей своей божественной массой, которому стало интересно поиграть с ней в «Прогрессора», – не беспокойся о чём говорить тебе и что делать. Все что будет нужно, я сделаю за тебя. Просто, старайся всё время быть с ней рядом. Не смотря на то, что она, возможно, будет тебя обижать. Ибо природа её груба, прямолинейна и эгоцентрична. Одно твоё присутствие уже может очень многое. Ибо ты, сам по себе, личность необычайного плана! Всё что от тебя потребуется, это перестать всё время умничать и дурачится, как ты это любишь. И начать играть самого себя: птицу высокого полёта с перебитыми крыльями.

– Образно говоря, развести эдакий эстетический курятник, – с усмешкой над Лёшей заключил Банан. Руки на груди.

– Папа решает, а Вася – сдаёт.

– А Таня – дает? – усмехнулся Банан.

– Так что, тебе нравится?

– Пожалуй.

– Вот и по рукам. А теперь – вперед! Труба зовёт!

И вместо того, чтобы сделать правильные выводы из своего поведения и горько-горько раскаяться в том, что он не смог подлинно сыграть образ «идеального мужа» и навсегда отказаться от этой нелепой к нему затеи из-за своей к ней полнейшей профнепригодности и, как в былые века, полностью посвятить себя искусству (Петрарка), науке (Ломоносов) или чему бы то ни было ещё (Леонардо), а то и – чему-то большему, занявшись теософией (Христос), Банан, одержимый жаждой активного действия, снова кинулся в объятия демона искушения. Наивно надеясь этим сделать её счастливой.

«Феномен несчастного сознания», механизм работы которого столь подробно описали ему в брошюре «Гегель и младогегельянцы», пока он сновал в Рубиновый Город и обратно, перечитывая её снова и снова, когда уставал от преферанса, тем и хорош, что его петлю нельзя развязать снаружи – активными действиями. Так ты можешь только ещё туже затянуть её. Развязать его можно только изнутри – самому несчастному. Пересмотром своего поведения и разочарования в нём, раскритиковав свои предыдущие взаимо- действия. Чтобы не только до твоего рассудка, но и до твоего рептильного ума наконец-то дошло, что так больше поступать нельзя. И понять то, как – надо. Ведь мы совершаем поступки телом, а не рассудком, а у него своё сознание – рептильный ум. Пусть и более примитивное. Но гораздо более действенное. С его «философией кидалы». Которое может соглашаться с рассудком, а может и пренебрегать его дружескими советами, действуя как его балдёжной душе угодно.