Та единственная (СИ)

Неделя до регистрации, три месяца в Москве после — конечно, всё это отдаляло пропасть. Но она уже дышала на него полузабытой обморочной пустотой, чернотой, такой же, что стояла в ночном вагоне, прорезанная, как вспышками воспоминаний, ослепительными дорожными огнями…

— Иван? Вань?

Он даже не заметил, как Галина Николаевна вернулась. В ушах долбило:

На линии огня пустые города, в которых никогда ты раньше не бывала.

— Ваня!

— А?

Он сорвал наушники и чуть не скатился с полки.

— Ванька… Я хотела сказать — спи завтра. Я сама всё сделаю с командировочными. Поспи… Выспись…

Её лицо белело в темноте, в зелёных отблесках вагонного табло угадывались распущенные по плечам волосы. Она убрала косметичку в сетку, прошептала:

— Достать тебе одеяло?

— Нет, — так же тихо ответил он, вглядываясь в её лицо.

— Ну ладно. Спи…

Галина Николаевна подоткнула его пустой пододеяльник, легонько похлопала по руке и скрылась в темноте внизу.

— Неужели вам совсем не страшно? — едва шевеля губами, произнёс он.

Полковник не услышала.

Плеер слабо светился, но дотянуться, выключить, убрать, выбравшись из этого кокона, не было сил. Иван лежал в темноте, а в ушах, на крещендо, всё ещё звучало:

Полковнику никто не пишет. Полковника никто не ждёт.

— Я. Я всегда буду ждать вас, Галина Николаевна, — рывком поворачиваясь на живот и чувствуя, как внутри поднимается горячая, беспощадная волна потери, в подушку прошептал он.

========== Клеймо ==========

Серое, отороченное туманом утро развеяло откровения ночи. Когда Тихонов вынырнул из череды кошмаров, Рогозина, слегка помятая, в просторной футболке и джинсах, уже раскладывала по кружкам кофе и сухие сливки.

— Доброе утро, — протирая глаза, пробормотал программист. Вагон ощутимо мотало; за окном проносились мелкие озёра, замусоренные и затянутые ряской.

— Доброе, — откликнулась Рогозина. — Как спалось?

— Так себе… — хрипло буркнул он, сползая с полки. — М-м… Лапша… Как давно я не ел дошик…

— А я вот решила вспомнить студенческие годы. Мы с Валей часто ездили на конференции, слёты… Стипендия маленькая, у отца я брать не хотела. Питались бульонными кубиками. И счастьем — что всё ещё впереди…

Рогозина невесело рассмеялась. Тихонов смущённо потянулся к пластмассовой баночке, но полковник шлёпнула его по рукам:

— Подожди, нормально заварится.

— Я люблю всухомятку.

— И так вредно, а ты ещё в сухомятку! Или умывайся…

Иван, ворча, отправился в конец вагона, тысячу лет простоял в очереди, а когда вернулся, на столе уже дымились две порции лапши и две чашки кофе.

— Где вы нашли такой вкусный хлеб? — впиваясь в третий ломоть, спросил он.

— Утром сорок минут стояли в Алёхине. Я выходила проветриться… Там пекарня прямо при вокзале.

— М-м-м… А сегодня будут ещё длинные остановки?

— В пять, Яблоневка товарная. Маленькая станция, но стоим полчаса.

— Я, наверное, тоже выйду, разомнусь.

Полковник пожала плечами:

— Как хочешь. Но там вряд ли будет что-то интересное. Тем более, к вечеру уже приедем…

Тихонов мрачно ковырнул лапшу и едва слышно чертыхнулся, сломав пластмассовую вилку.

— Да, Галина Николаевна… Вот ещё что, — нехотя произнёс он. — Расскажите хотя бы, как там что будет. Какой у нас план…

Он старался говорить сдержанно, но в голосе всё равно скользили растерянные, горькие ноты.

— Всё будет хорошо, Вань. — Рогозина потянулась к нему через стол и сжала запястье. — Не нервничай. Думай об этом, как об очередном деле, договорились?

— Я стараюсь, — честно ответил Тихонов. Одними губами добавил: — Безуспешно.

— Ешь, — велела полковник, шурша фольгой маленькой чёрной шоколадки, которую дали в самолёте. — Остывает.

Он принялся молча, методично наматывать на останок вилки лапшу. Рогозина, раскрыв шоколадку, макала её в кофе. Поезд безжалостно набирал скорость, сокращая и сокращая их последние часы вдвоём.

— Вообще-то, — словно откликаясь на его мысли, вдруг сказала она. — Я рассчитываю на твою помощь.

Он поднял голову — макаронина нелепо свесилась изо рта, а рука застыла в воздухе.

— Вы про утечку? Я же вроде всё рассказал вчера…

— Я про другое. В Крапивинске у меня осталось совсем мало знакомых. После того, как похоронили маму, я там и не была ни разу. А мне нужна будет помощь с подготовкой…

— К торжественной части? Мы же решили, что всё пройдёт в Москве, уже когда обнародуют информа…

— Иван! Я не про торжественную часть!

Вышло слишком громко, соседки оглянулись. Рогозина, поморщившись, пробормотала:

— Ненавижу ездить в поездах. Ладно. Я не про торжественную часть, Вань. Я про регистрацию. Мне нужно будет разобраться кое в каких документах…

— Да пожалуйста! — с готовностью отозвался он.

— …и помочь выбрать платье.

Тихонов поперхнулся, и полковнику пришлось перегнуться через стол, чтобы похлопать его по спине.

— Вообще-то… — кашляя, выговорил он, — хлопать по спине нельзя… Это наоборот может сделать хуже…

На глазах выступили слёзы. Он залпом допил остатки кофе и уставился на Рогозину.

— Платье?

— Имею право, — хмыкнула она.

— Да я не спорю… Просто — неожиданно… То голубое, которое вы надевали на свадьбу Шустова, было шикарно.