Та, которой не стало. Волчицы. Куклы

Что верно, то верно. Улыбался он редко. У него был туберкулез. Но зачем Ларминжа знать? И хватит об отце! Он всегда ходил во всем черном, и лицеисты прозвали его Сардиной. По существу, именно он внушил Равинелю отвращение к учебе. Вечно твердил: «Вот когда меня не будет… Когда ты останешься без отца…» И все время заставлял его учиться, учиться… Даже за столом он иногда отрывался от тарелки, нахмуривал густые брови, которые Равинель унаследовал от него, и пристально смотрел на сына: «Фернан, когда был заключен договор в Кампоформио?.. Формула бутана?.. Согласование времен в латинском языке?..» Будучи человеком педантичным и пунктуальным, он все записывал на карточки. Для него география была лишь перечнем городов, история — перечнем памятных дат, человек — перечнем костей и мышц. Равинеля и сейчас бросает в холодный пот, когда он вспоминает свои выпускные экзамены. И бывает, что ему, словно в кошмарном сне, приходят на ум странные слова: Пуэнт-а-Питр… меловой период… односемядольные… Если ты сын Сардины, то это навсегда. А что сказал бы Ларминжа, узнай он, что Равинель молил Бога, чтобы его отец поскорее умер, что он искал в его чертах признаки близкой смерти? Да, в медицине он подкован основательно! Он знает, что означает пена в уголках рта, кашель, мучающий человека по вечерам. Он знает также, что это значит — быть сыном смертельно больного человека. Вечно следить за его температурой, дрожать за его здоровье, зависящее от перемены погоды. Его мать всегда говорила: «В нашей семье долго не живут». И сама она умерла спустя несколько месяцев после смерти отца, умерла тихо, изможденная постоянными расчетами, как бы хоть что-нибудь сэкономить. Равинель был единственным сыном и, несмотря на свой возраст, считал себя круглым сиротой. Он так и остался сиротой. Что-то в его душе так и не раскрылось, и он вздрагивает всякий раз, когда хлопает дверь или когда его кто-то неожиданно окликает. Он боится прямых вопросов. И хотя никто не спрашивает теперь у него дату заключения договора в Кампоформио, он всегда боится попасть впросак, не суметь ответить на какой-то существенный вопрос. Бывало даже, что он забывал свой номер телефона или номер своей машины. Придет день, когда он забудет и свое имя. И станет ничем — ни чьим-то сыном, ни чьим-то мужем… Он станет человеком из толпы и, как знать, может быть, именно в этот день испытает подлинное счастье, которое до сих пор было ему заказано!

— А помнишь наши прогулки по Испанской косе?

Равинель медленно возвращается к действительности. Ах да! Это же Ларминжа.

— Хотел бы я знать Равинеля в то время, — говорит Кадью. — Я уверен, что он был крутой парень, не правда ли?

— Крутой?

Ларминжа и Равинель переглядываются и улыбаются, как если бы они заключили между собой какой-то договор. Конечно, Кадью этого не понять…

— Да, в общем-то он был крутой парень, — говорит Ларминжа и, обращаясь к Равинелю, спрашивает: — Ты женат?

Равинель смотрит на свое обручальное кольцо и краснеет. — Да, женат. Мы живем в Ангьене, неподалеку от Парижа. — Я знаю этот городок.

Разговор не клеится. Старинные друзья разглядывают друг друга. У Ларминжа на пальце тоже обручальное кольцо. Время от времени он вытирает глаза. Видно, что он не привык пить вино. Можно было бы расспросить его о жизни, но зачем? Жизнь других людей никогда не интересовала Равинеля.

— Ну как идет восстановление? — спрашивает Кадью.

— Идет потихоньку, — отвечает Ларминжа.

— И во сколько же обойдется уютная квартира без особых излишеств на первом этаже?

— Ну знаешь, это зависит от квартиры. Четырехкомнатная с ванной — около двух миллионов. Но ванная самая современная!

Равинель подзывает официанта.

— Еще по одной? — предлагает Кадью.

— Нет, у меня назначена встреча. Извини меня, Ларминжа.

Он пожимает их вялые руки. Ларминжа делает обиженное лицо. Ну что ж, если так, он навязываться не будет.

— Ты мог хотя бы с нами пообедать, — ворчит Кадью.

— Как-нибудь в другой раз.

— Непременно. Кстати, я хотел бы показать тебе участок, который недавно прикупил. Это у моста Санс.

Равинель поспешно уходит. Он упрекает себя за недостаточное хладнокровие, но что делать, если он так болезненно на все реагирует? А ведь другой на его месте…