Та, которой не стало. Волчицы. Куклы

Хозяин кафе вернулся, неся на тарелке горку бутербродов. Он принес и два бокала пива. Потом вернулся за кассу и вновь уткнулся в свою газету. Равинель понизил голос.

— И потом, если бы у Мирей возникло хоть малейшее сомнение, она непременно обратилась бы в полицию. Она не ограничилась бы упоминанием о початой банке варенья.

— Начнем с того, что она не поехала бы в Нант, — заметила Люсьена. — Да нет, все говорит о том, что она написала это письмо… до того.

Она вонзила зубы в бутерброд. Равинель отпил полбокала пива. Никогда еще он не осознавал так ясно всей абсурдности того положения, в которое они попали. И он чувствовал, что Люсьена тоже понемногу теряет свою обычную уверенность. Она положила бутерброд, отодвинула от себя тарелку.

— Не хочу есть. Это так… неожиданно — все, что ты мне сейчас рассказываешь!.. Но заметь: если письмо не было написано до того, то как оно могло быть написано после?.. И в нем нет ни единой угрозы, как если бы у отправителя начисто отшибло память.

— В том-то и дело! — прошептал Равинель. — Ты к этому подходишь.

— Каким образом?

— Ход своих мыслей я понимаю. А ты продолжай.

— В том-то все и дело… Я не понимаю.

Они долго смотрели в глаза друг другу. Наконец она отвела свой взгляд и прошептала как бы в раздумье:

— А не может это быть двойник?

Наконец-то она признала свое поражение. Двойник! Значит, они утопили в ванне двойника Мирей?

— Нет! — сразу же ответила она себе. — Это же смешно!.. Даже если предположить, что есть женщина, как две капли воды похожая на Мирей, ты же не мог ошибиться?.. Да и сама я видела ее мертвой… и потом, кто же согласится так прийти, зная, что/ ее ожидает?

Он оставил ей еще некоторое время для размышления. Автобусы по-прежнему причаливали к тротуару, выбрасывая очередную порцию пассажиров, которые теснились в них, как селедки в бочке. Время от времени кто-нибудь заходил в кафе, заказывал стаканчик и посматривал на странную пару — не едят, не пьют, не играют в шахматы…

— Я тебе еще не все сказал, — выпалил Равинель. — Сегодня утром Мирей навестила своего брата.

Глаза Люсьены выразили сначала удивление, потом откровенный испуг. И это гордая Люсьена? Теперь не по себе было уже ей.

— Она поднялась к нему, они поболтали, потом она его поцеловала…

— Конечно, — сказала Люсьена, задумавшись лишь на минуту. Кто знает, может, эта, живая, и есть двойник. Но ведь Жермена, как, впрочем, и нас, так просто не проведешь! Говоришь, он с ней разговаривал и она его поцеловала… А может ли быть у другой женщины такой же голос, такая же интонация, такое же поведение, наконец, такие же жесты?.. Нет, это невозможно! Знаешь, двойники — это больше подходит для романов.

— Но есть еще один вариант, — решился Равинель. Каталепсия! У Мирей были все признаки смерти… но в сарае она пришла в себя.

Видя недоумение в глазах Люсьены, он продолжил:

— Каталепсия существует! Я читал об этом раньше.

— О какой каталепсии ты говоришь? После двух-то суток в воде?

Он почувствовал, что она начинает злиться, и жестом призвал ее говорить потише.

— Слушай, — сказала Люсьена, — если б это действительно была каталепсия, я бы сразу бросила свою работу, понимаешь? Потому что тогда медицина была бы уже не наукой, а…

Ее это задело. Губы ее дрожали.

— Мы все-таки в состоянии отличить мертвеца от живого! Ты что, хочешь, чтобы я тебе это доказала? Чтобы сказала, по каким признакам констатировала смерть?.. Неужели ты вообразил себе, что мы выдаем разрешение на погребение просто так?

— Прошу тебя, Люсьена.

Они замолчали, но глаза их сверкали. Она всегда так гордилась своими знаниями, своим положением. Она знала, что благодаря своей профессии стоит неизмеримо выше его. Она нуждалась в его восхищении. И вот те раз: он позволяет ceбе… Она буравила его взглядом, ожидая слов или хотя бы жеста извинения.

— Говорить больше не о чем, — начала она тоном, каким обычно командовала в своей больнице, — Мирей мертва! А уж как ты себе объяснишь все остальное — это твое дело.

— Мирей мертва. Но вместе с тем она жива.

— Я говорю серьезно!

— И я тоже. Я считаю, что Мирей…

Следует ли говорить это Люсьене?.. Он ведь никогда не поверял ей свои сокровенные думы, но тем не менее знал, что она изучила его как никто и без труда читает все его мысли. Наконец он решился:

— Мирей — призрак, — шепнул он.

— Что?

— Я же говорю: призрак. Является там, где хочет, когда хочет… И материализуется…

Люсьена вновь схватила его за запястье, чтобы послушать пульс. Он покраснел.

— Заметь, я бы никогда не сказал ничего подобного кому-то другому. К тому же я лишь высказываю предположение… Но мне оно кажется вполне допустимым.

— Да, тобой нужно серьезно заняться, — прошептала Люсьена, мне сдается, что у тебя какой-то комплекс. Ты ведь мне рассказывал однажды, что твой отец…

Внезапно ее лицо посуровело, а пальцы до боли сжали запястье Равинеля.

— Фернан!.. Посмотри на меня… Ты что, со мной в какие-то игры решил играть?

Она нервно засмеялась, скрестила руки на груди и наклонилась вперед. При взгляде с улицы могло показаться, что она подставляет любовнику губы для поцелуя.