Табор уходит

Многие исследователи сегодня всерьез задаются вопросом, что же послужило причиной так называемой революции «исходников» в Касауцком лагере. Ведь, казалось бы, военизированный лагерь, окруженный колючей проволокой, с сильной и идеологически верно подкованной охраной — не самое лучшее место для распространения новой религии. Особенно представляющей собой смесь постулатов христианства с невероятно наивными представлениями молдаван о том, что значить жить в процветающем обществе. По примитивности воззрений аналитики относят «исходничество» к самым простейшим ересям, располагая их ниже даже скопцов и последователей культа карго. Не говоря уж о такой высоко развитой синтетической религии, как еврокаргианство, распространенной в Молдавии с начала 21 века. Тем не менее, революция «исходничества» — последствия которой мы все сейчас будем расхлебывать, в попытке освободить глав государств–членов ООН — свершилась.

Каковы же причины этого вовсе не необратимого, на первый взгляд, события, ставшего вехой в истории современной Молдавии?

Главной причиной распространения «исходничества» среди заключенных лагеря Касауц и его надзирателей является, на наш взгляд, кризис Молдавии во всех его проявлениях — экономическом, социальном, политическом, культурном и идеологическом. Наверное, кризис подобного масштаба поражал лишь Древний Рим в третьем–четвертом веках нашей эры. Молдаване, подсознательно чувствуя это, всегда выводили происхождение своего народа из Римской империи, что, конечно же, не имеет под собой никаких фактологических оснований. Но каждому народу нужна легенда. Что мы и увидели на примере возникновения легенды «исходничества».

Итак, Касауцы, 2002 год. Тяжелая работа в карьере не оставляет никаких надежды заключенным на вероятное спасение. Средний срок жизни заключенного в лагере — от 4 до 8 лет. Условия содержания — ужасные и унизительные. Настолько негигиеничные и антисанитарные, что когда некто Абу — Валид, содержавшийся в Гуантаномо, попал в Молдавию, и был посажен в лагерь за контрабанду наркотиков, то, по его собственному признанию, впал в депрессию. Гуантаномо, по его признанию, было в сравнении с Касауцами настоящим санаторием.

Лагерь, разделенный на две части — мужскую и женскую — находился на ровном плато, что не давало надежд на побег никому из заключенных. Горизонт здесь просматривается до 10–16 километров без оптического прицела, в чем убедились наши эксперты, срочно посланные в Молдавию этой ночью, и доложившие обстановку шифрованной телеграммой. Также они доложили, что обнаружили не просто полностью заброшенный лагерь, но и — невероятно, но так — абсолютно заброшенную страну.

Проще говоря, ни одного человека на двухстах квадратных километрах, мать вашу!

Но вернемся к исходничеству. Итак, кризис поразил Касауцкий лагерь. К сожалению, не кризис перепроизводства, потому что заключенные — несмотря на усилия надзирателей — добывали все меньше и меньше известняка. Этому способствовали два момента. Первый — не производительность рабского труда, и полное неумение молдавских надзирателей проводить умелый менеджмент работ. Второй — истощение природных запасов. Проще говоря, идиоты из Касауцкого лагеря — мы говорим об администрации — действовали в полном противоречии с установками ведения малого бизнеса и протокола, подписанного в Киото развитыми странами, по охране запасов природных минералов. Они копали, копали и копали. Неудивительно, что со временем им просто нечего стало копать.

Истощение запасов известняка привело к тому, что лагерь стал меньше зарабатывать. А это — с учетом некоторых особенностей работы молдавской пенитенциарной системы — было для администрации смерти подобно. Ведь коменданту лагеря Плешке, назначенному вместо скоропостижно скончавшегося коменданта Филата, необходимо было платить так называемый «налог сеньора» исполняющему обязанности президента Молдовы Михаю Гимпу. А надзирателям, в свою очередь, нужно было платить коменданту. На фоне оскудения запасов известняка это привело к финансовому и экономическому кризису карьера. Система работы и добычи — напоминающая ту, которая наблюдалась в Древнем Риме, — оказалась неэффективной.