Бояра вскрикнул, отталкивая меня прямо в сугроб, потому что тихим юзом на нас мчался черный «мерин». Убегать было некуда, потому что спиной упирался в каменную кладку цветника, поэтому с обречённостью наблюдал за приближением, сидя в пушистом, только что накиданном сугробе снега. К моему счастью, издав резкий свист, авто замерло в сантиметре от моего носа, зародив в моей голове нечеткие мысли о молитве, прославлению небес и дикой тяге закурить.
– Мара, б**ть! Ты обкурился что ли? – Бояра со злостью стукнул кулаком по капоту, желая, чтобы на отполированной поверхности образовалась уродливая вмятина, и бросился вытаскивать меня из сугроба.
– Сорян, – Мартынов приоткрыл дверь и явил нам свое абсолютно довольное и улыбающееся лицо. – Я перестарался с эффектным появлением, да?
– Нет, что ты? У меня в кармане вместе с презервативами валяется еще пара жизней! Может, отъедешь и попробуешь еще разок угробить меня? – заорал я, как только отряхнулся от налипшего снега. – Выходи! Сейчас моя очередь тебя пугать!
– Вы идите, я чуть позже! – хохотнул Мартынов и закрыл дверь, не забыв заблокироваться. Даже сквозь неплотную тонировку был виден его нелепый белоснежный оскал.
– Ребёнок, блин… – Пашка еще раз вскинул кулак, четко намереваясь садануть по стеклу, но сдержался. Выдохнул и обреченно махнул на друга.
Уговаривать нас не пришлось, всё еще кипя от негодования, зашли в тёплый остекленный подъезд, окна которого были затянуты резными рисунками морозного кружева. Естественно, около двери сидел охранник, наблюдающий за придомовой территорией. Он лишь кивнул, не отрывая глаз от огромного монитора с лентой камер.
– Батя дома?
– А вас не приглашали? – молоденький парень вмиг поднял взгляд, внимательно осматривая Пашку в странной подростковой шапке и меня, до сих пор белого от вынужденного СПА в сугробе. – Сергей Анатольевич, извиняюсь, не признал. Да, все дома.
Но дальше двух шагов мы не прошли, не сговариваясь остановились, потому что сквозь закрытую дверь было слышно какое-то странное шипение. Звук был пугающим и совершенно непонятным, мы замерли, безмолвно переглядываясь на пороге.
– Шипят?
– Они уже давно шипят, – откликнулся охранник. Парнишка медленно отвел глаза от камер, снова окинул нас внимательным взглядом и, пожав плечами, не обнаружив ничего подозрительного, вернулся к обязанностям. – Сначала напрягало, а потом привыкли.
Ну, просто стоять тут смысла не было, поэтому Пашка первым толкнул дверь.
По широкому холлу носились Маришка с охапкой платьев, Янка с корзиной пелёнок и прочей чепухи непременно розового цвета, пара официантов, накрывающих стол для праздничного обеда, а в завершении Машка, пытающаяся поймать своих дочерей, пока те не наделали много шума, прекрасно понимая, что это неизбежно. Ната и Катя убегали от матери, на ходу стаскивая с себя белоснежные атласные бантики, сдерживающие по-детски непослушные белокурые локоны.
Кстати, шипением оказались обрывки фраз, которыми тихо обменивались шуршащие по дому, когда сталкивались в круглом холле, откуда подобно солнечным лучам расходились двери в зал, кухню, столовую, многочисленные санузлы, гардеробные и небольшие коридоры, ведущие в разные крылья просторного дома, а так же широкая витиеватая деревянная лестница на второй этаж. Все говорили шёпотом, если это можно так назвать. По первому этажу звонко распространялось змеиное шипение, вперемешку с глухими звуками топота. Вдруг дальняя дверь открылась и все смолкло. Олег высунул голову, сжал губы, завершив свой немой монолог грозной демонстрацией кулака, а после снова запер дверь.
– Там, кажется, был его кабинет? – не желая выделяться, прошептал я.
– Кажется, да.
– А теперь детская?
– И, кажется, не единственная в этом доме… – Бояра был в не меньшем шоке, чем я. Ошарашенно крутил головой, пытаясь понять, что произошло. Пропустив пару «собраний», он не мог узнать светлый интерьер, с по-мужски резкими линиями, четкостью цвета и блеском отполированных поверхностей. Пашка повел носом и чихнул, потому что теперь, вместо терпкого и довольно резкого парфюма, густого аромата табака и почти не исчезающего тонкого запаха свежезаваренного кофе, вдохнул абсолютно сладкий воздух, с примесью чистоты.
Этот дом теперь был не про взрослых. На полу стояла груда подарочных пакетов с атласными розовыми бантиками, у подножья лестницы пестрела гора мягких игрушек, еще новых, в красивых коробках. Довольно резкий потолочный свод был заполнен розовыми шариками в форме сердечек, куколок и колясок, а чистые и пустые поверхности теперь кричали о наличии ребёнка в доме, хвастаясь грудой брошенных бутылочек, игрушек и крохотной одежды. Все было не так. Стало предельно ясно, что жизнь в этом доме уже никогда не станет прежней, она просто перестала крутиться вокруг прошлого, сконцентрировавшись на крохотном комочке, вывернувшем мир двух людей наизнанку.