Аллен, позабывший и про иллюминатор, и про китайскую старушку в поисках яиц, спустился, уселся седалищем на стул, непонимающе нахмурил разлет бровей-дельтапланов.
Помолчав, честно признался:
- Я... не знаю.
- Я вижу, - голос отозвался тут же, так близко, так громко, будто сидел совсем рядом, но рядом с собой Уолкер не видел ровным счетом, разнобойным непониманием никого. - Трудно, знаешь ли, проявиться полностью, если ты соизволил забыть даже такую важную мелочь, как твой учитель должен выглядеть, тупица. Разве этому я тебя учил? Вырасти и стать бесстыжим безнадежным кретином?
Белоголовый мальчишка недоуменно качнул головой - он вообще не помнил, чтобы хоть кто-нибудь хоть чему-нибудь хоть когда-нибудь его учил, но проще было согласиться, чем оспаривать, да и голос, кажется, таким исходом остался доволен все-таки больше, чем всеми его предыдущими словами.
- Вот то-то и оно. Послушай, малек, почему ты настолько не поспеваешь? Шибануло по голове, это я понимаю, но если не оклемаешься: станет, дай-ка тебя просветить, гораздо хуже. Сильно хуже. Жопа тебе будет, если иными словами ты не просекаешь. Да и не только, будем уж честны, тебе одному.
- Шибануло...? Хуже...? О чем ты говоришь…?
Голос ответил утвердительным кряхтением, недовольным ворчанием, приглушенной руганью; с одной из полок, невидимых из-за набегающих из иллюминаторных щелей облаков, просачивающихся внутрь жилища, что-то рухнуло, грохнулось, разбилось звоном бутылочно-зеленых осколков.
- Опа... Кактусовая водка старины Сида. Моя любимая, между прочим. Неудача-то какая. Что-то я сегодня не в форме, да и ты, надо думать, виноват, тупица... Короче, я пытаюсь сказать, что если ты не поспешишь прекратить валять идиота, то же самое, что только что случилось с бутылочкой, случится и с тобой, и с тем парнишкой.
- Что... случится...? С кем...?
Аллен не понимал, а руки почему-то холодели, руки почему-то стекали промозглыми капельками, в пальцах таял заснеженный лавровый венец, хоть никакого венца в тех отродясь и не было.
- С тобой, идиот, и черненьким мальчонкой – уж прости, не запомнил его имени, да и негоже как-то по нему после всего хорошего называть. Я же только что сказал, чем ты вообще слушаешь? А случится шмяк. Бряк. Бай-бай.
- «Бай-бай»...? Какой еще бай-бай?
- Обыкновенный бай-бай. Вероятно, немного грустный, как тому и подобает. Да. Если только ты не поторопишься, не прекратишь просиживать до дырок задницу и не устроишь им всем на память большой бум. Замечательным прощальным подарком, так сказать.