Taedium phaenomeni (СИ)

      - За ними однажды приходит принц - или, быть может, только колдовской шут, притворившийся принцем - другой: побеждает голодное эгоистичное чудовище, подхватывает на руки и уводит в свое королевство, чтобы уже никогда не отпускать и чтобы оставшийся мир рано или поздно сильно-сильно пожалел о том, какое сокровище раз и навсегда потерял.

      Юу недоверчиво облизнул губы. Покопался в дающей сбои памяти, нахмурился. Обгрызя кончик ногтя, с обвиняющим прищуром проговорил:

      - Там разве не принцессы быть должны? Гребаная принцесса, которую спасает гребаный принц. Потом она ему это… рожает кого-то из своей утробы и как будто бы все с какого-то хрена счастливы, хоть в это и не особо верится. Ты ничего не попутал, идиот?

      - Совершенно ничего. Я уверяю тебя, хороший мой, - рассмеялась седая зараза. - У кого принцессы, а у кого принцы - это, славный, знаешь ли, дело исключительно вкуса, так что общего для всех пособия не найдешь все равно, сколько ты его ни ищи. Давай-ка, лучше прекращай смотреть на меня так, будто я пытаюсь тебя обдурить, и иди ко мне поближе: я почитаю тебе немножко эту сказку.

      Юу, продолжающий таращить на седого идиота недоверчивые глаза, с чувством закусил губы, не имея однозначного понятия о том, что ему, черт возьми, делать: с одной стороны Уолкер вел себя донельзя странно, с другой – вопреки странностям, нахально его воровал из чертовой башни, то есть лаборатории, а потому вроде как имел все права диктовать свои желания да условия. Со стороны же третьей - Юу все еще не мог никуда от него уйти и даже толком не верил, будто все это происходит по-настоящему, будто его действительно куда-то уводят, а не просто играют в канализационные крысиные прятки, в конце которых все снова вернется на свои места, и окажется, будто увлекательная жестокая игра от начала и до самого конца была не большим, чем простой иллюзией да очередной галлюцинацией в спятившем нерабочем мозгу. В подобный расклад поверить было значительно легче, хоть он и саднил сердце, и все же с точки зрения именно такой позиции у Юу получалось продвигаться дальше, чуть-чуть доверять и постепенно начинать видеть в белоголовом экзорцисте не столько ублюдка да настроенного против него врага, заслуживающего одной сплошной ненависти, сколько простого чудаковатого человека, который обращался с ним добрее остальных, был недопустимо теплее, смотрел ласковее и отказывался, единственный на всем свете отказывался превращать его искусственное, но желающее жить тело в уродливую механическую мечту для утоления собственной гоблинской блажи.

      Смятенный, смущенный, не понимающий, что ему теперь со всем этим делать, но все навязчивее чувствующий, что противиться прицепившемуся невозможному человеку может все меньше и меньше, Юу послушно подвинулся к нему ближе, в недоумении уставившись на разлегшуюся на коленях распахнутую книгу, почти полностью потерявшую обложку, но сохранившую буквы, тоже вот ни разу не понятные не привыкшим к ним глазам.

      Ощутил, как его ласково приобнимают за плечи, давят на те приятной нервирующей тяжестью, притискивают еще ближе, ритмично поглаживая кончиками пальцев сквозь ткань ободранной рубахи, а после, левой рукой шелестя желтыми тонкими страницами, листают, что-то там нужное находят и, мурлыча себе под нос тихим бархатным мотором, начинают читать:

- В одном персидском городе жил когда-то бедный портной.

      У него были жена и сын, которого звали Аладдин. Когда Аладдину исполнилось десять лет, отец захотел обучить его ремеслу. Но денег, чтобы платить за ученье, у него не было, и он стал сам учить Аладдина шить платья.

      Этот Аладдин был большой бездельник. Он не хотел ничему учиться, и, как только его отец уходил к заказчику, Аладдин убегал на улицу играть с мальчишками, такими же шалунами, как он сам. С утра до вечера они бегали по городу и стреляли воробьев из самострелов или забирались в чужие сады и виноградники и набивали себе животы виноградом и персиками.

      Но больше всего они любили дразнить какого-нибудь дурачка или калеку - прыгали вокруг него и кричали: «Бесноватый, бесноватый!» И кидали в него камнями и гнилыми яблоками.