Таежный моряк. Двенадцатая буровая

— Ладно. Если через двадцать минут не кончится снег, пойдете сменить. А то мальчика действительно сдует, — съехидничал Жименко.

— Вы что, «максы» объелись? — Кеда похлопал рукавицей о рукавицу. — Он же замерзнет! На нем брезентовая куртка и свитер, больше ничего… Я сам видел. Телогрейка даже не поддета, ему не выдали.

У Жименко даже мешки под глазами набрякли.

«Максой» в этих краях называли мороженую налимью печень. У обских налимов печенка жирная, как масло, и доходит до двух килограммов весом. Вербованный Жименко появился в городе перед Октябрьскими праздниками и, определившись на работу в нефтеразведочную экспедицию, был приглашен бурильщиками за праздничный стол. Много пили, много ели, танцевали и дурачились, а когда сели за стол по второму кругу, то Колышева жена стала обносить гостей желтой, тающей во рту стерляжьей строганиной и круто посоленной «максой». Жименко, для которого печень была в новинку, перестарался на том пиру и до сих пор не может есть не только налимью печень, но и самих налимов.

Вскоре сверху, из снежного ада, вывалился стучащий зубами Витька Юрьев, машинально натягивая на голову широкий воротник куртки. Он был действительно без телогрейки.

— Герой… Надел куртку поверх свитера. — Жименко ругнулся, а Витька, покосившись на него, хотел что-то сказать в свое оправдание, но побоялся, что от холода он ничего не сможет произнести. Он попрыгал на одной ноге, выждал момент, когда взревут дизеля и голос будет едва слышным.

— Я морж, товарищ Жименко. В Оби зимой купаюсь.

— Из тебя морж, как из меня папа римский, — разозлился Сазаков. — Мотай домой одеваться!

Если Витька не подчинится, то — точно! — Витьке будет плохо. Он свалился с мостков вниз.

Кеда прокричал вслед, чтоб взял его запасную телогрейку, она на печушке сушится, но Витька не услышал — он уже скрылся в снежной круговерти.

На втором часу работы вдруг упала скорость проходки — бур бессильно вгрызался в породу, со звонким грохотом завывали дизеля, когда им давали перегазовку, но это не помогало — порода не поддавалась…

Сазаков покусывал губы, соображая, в чем же дело. Вообще-то все было ясно — обломилась одна из трех шарошек — булавчатых головок, укрепленных в основании долота. Выход один — поднимать инструмент да менять долото, но Сазаков медлил, на что-то еще рассчитывал. Увы, тащить придется почти километр труб, развинчивать их, менять долото на новое, и как минимум полторы смены на это угрохать…

— Ну что, подымаем инструмент?

— Да вот думаю…

Упрям мастер, упрям, как козел.

— А если скоростенку увеличить? Вдруг пласт не по зубам попался? Бур пройти не может, а?

— Ни к чему не приведет. Дизеля только уйму топлива съедят. И вся любовь!

— Попытка не пытка. Поднимай скорость.

Когда зашлись в реве дизеля, из-под полога на площадку выскочил Косых и, сбив набок шапку, покрутил у виска пальцем: «Вы что? В своем уме?» — но, увидев напряженную фигуру Сазакова, его шею, наливающуюся густой краснотой, ожесточенно рубанул рукой воздух и ретировался обратно в дизельный зал. Стрелка индикатора, показывающего нагрузку на долото, поползла вправо.

Безрезультатно.

— На нет и суда нет, — примирительным тоном произнес Сазаков. — Если бы я поставил на спор, проиграл бы…

Жименко заслонился рукавицей от света:

— Говорят, что из двух спорящих один, извиняюсь, дурак, другой нечестен. Нечестен потому, что знает, что прав и выиграет, дурак — потому, что не знает, а лезет спорить. А потом спорят люди, которые или слишком много знают, или же слишком мало…

Сазаков рассмеялся и сделал знак на верховую площадку, где стоял Кеда, заменивший Витьку Юрьева. Кеда скрестил руки над головой, давая понять, что готов.

Много лет инженеры пробуют найти способ бесподъемной замены долота. Пока безуспешно. Наверное, для начала надо найти новый метод бурения. Если подсчитать, сколько времени бурильщики теряют, меняя сработавшиеся долота, то цифра получится ошеломляющей. Никакой прибор не может подсказать бурильщику, когда надо менять долото, — все зависит от породы, которую пробиваешь, тут нужно чутье, художническая интуиция — бывает, поднимешь долото, а шарошки еще не сработались, еще могли бы пройти метров семь — десять. Цена каждому пройденному метру ни много ни мало — сто шестьдесят рублей. Иногда случается, что автоматический буровой ключ неплотно схватит свечу челюстями и…

Весной стряслась с ними подобная история — уронили на дно скважины два с половиной километра труб… Трое суток возились, пока не разобрали «завал». В вахтовый журнал записали как аварию. Было совещание в главке, нагоняи от тюменского и московского начальства — ославили себя, можно сказать.