Таёжный перегон

– Все, мужики, у нас очередная потеря. Сокола задавил медведь. Выследил, зараза. Разворотил бок и потроха выпустил наружу. Смотреть страшно – вокруг кровищи целая лужа, повсюду обрывки шкуры и медвежьей шерсти. Когда тот ходил по поляне, он выскочил из леса. Как спутанный конь уйдёт от медведя? Конечно, он был обречен, но всё равно Сокол дал отпор. Вся поляна перерыта, земля содрана до песка и гальки, видно, в предсмертной судороге конь хватанул медведя зубами. А когда тот задавил, потащил жертву в лес, наверно, спрятать хотел. Целую дорогу пропахал, кусты пригладил и даже молодую лиственницу выдрал с корнем. Нажравшись, зверюка подался обратно, небось видели – следы идут по всей косе.

Весть о потере Сокола ввела геологов в уныние.

– Опять конь из моей связки, – цокая языком, сокрушался Роман. – За что такое наказание? Как будто больше нет других лошадей.

Дубовик потер рукой висок и отвел взгляд:

– Это уже неважно, из чьей он связки, беда у нас общая. Надо же, потеряли вторую лошадь! – задумчиво покачал он головой, как будто собирался исповедоваться. – Конечно, в отличие от Магана, Сокола можно списать на медведя, мы тут будто бы ни при чём. Хищник напал. Хотя по большому счёту, сами виноваты: надо было стеречь своих коней. Иван Васильевич предупредил, а я даже ухом не повел. Думал, старик привирает, ради красного словца пугает медведями. Ведь я же видел свежие следы и даже прошелся по ним и вот так безалаберно отнёсся. Бес попутал! Ей-богу, что-то на меня нашло. Это все спешка. Что теперь поделаешь, медведь мог напасть и на нас. Я думаю, он туда ещё вернётся, можно было бы его покараулить, но нам надо идти. А жаль, что нет времени – этого злодея следовало бы наказать!

Глава 29 Долгожданная наледь

Чем выше по реке поднимались перегонщики, тем чаще встречался снег на крутых склонах гор. Снежники лежали в ложбинах и под отвесными скалами, где жгучее солнце ещё не успело их растопить. В долине реки стали появляться белоснежные полоски льда. В одном месте река пропилила наледь посередине, но кое-где лёд остался вдоль берегов, будто напоминая о том, что совсем недавно здесь лежал единый панцирь, надежно заковавший всё вокруг. Вскоре долина реки резко расширилась: вдали показалась наледь, уходящая вверх по течению. Она совсем не походила на встреченные раньше узкие полоски льда, а покрывала значительное пространство. Лед на солнце искрился, ослепляя незащищённые глаза. Невольно хотелось отвернуться и посмотреть себе под ноги или на зеленеющий лес, но наледь, словно магнитом, притягивала к себе. Была у нее какая-то неестественная чистота и магическая сила, поражавшая воображение. Подул легкий освежающий ветерок, ото льда потянуло холодом.

Это была та самая наледь, которую после стоянки уже давно ждал Дубовик. О ней рассказывал старик. К этой наледи впервые его привез отец на оленьих нартах, когда он был мальчишкой. Тогда отец учил его охотиться. Они ставили петли на зайцев, добывали белок и соболей. Здесь впервые он скрадывал сохатого, и охотничье счастье не отвернулось. Потом, когда он вырос и отца уже не стало, молодой охотник приезжал сюда один и тоже без добычи никогда домой не возвращался. Даже в самый голодный год, когда жаркое солнце по всей тайге сожгло грибы и ягоды и не было даже шишек на стланике, когда гибли звери, а уцелевшие бежали, как от лесного пожара, – здесь был урожай. Тогда самые опытные охотники вернулись из тайги с пустыми руками, проклиная голод и думая, как пережить холодную зиму, а он привез столько, сколько могли вывезти две его нарты. Байанай[8], как всегда, послал ему удачу.

Издалека лед на солнце казался белым, как сахар, а когда подошли ближе, толстые льдины засветились каким-то неземным, манящим к себе голубым светом. Казалось, кусочек неба коснулся земной поверхности и, поглощённый ею, остался навсегда, как в застывшем стекле. По краям огромного белоснежного поля лед растаял, и теперь там густо цвела голубика, а вдоль русла реки распустились золотисто-желтые цветы болотной калужницы. Возле самой наледи кустики тальника только пробудились от долгой спячки. Глядя на лохматые почки розоватого цвета, можно было подумать, что тут наступила ранняя весна. Над тальником кружили бабочки, вились мошки и дикие пчелы. Они перелетали с куста на куст, и в воздухе стояла звенящая музыка, рожденная этим оркестром. Тонкий медовый аромат, исходивший от цветущих растений, смешивался с запахом хвойной тайги. Сказочное благовоние висело в воздухе.

Возле берега лед навис карнизом, и от него, будто из глубокой пещеры, веяло вековым холодом. По всей льдине тысячи капель сплошным дождем сыпались вниз, исчезая в бегущем ручье. В прозрачной воде виднелась разноцветная галька с поблёскивающим песком и золотистой слюдкой. От дружной капели вокруг стоял веселый звон, заполнивший всё окружающее пространство и заглушивший и шум ветра, и трепет деревьев, и шелест кустарника, и многоголосье певчих птиц.

Дубовика охватил восторг, и он, не в силах сдерживать эмоции, закричал: