Таифская роза Адама

— Нет ничего красивее Венеции, — завороженно вглядывается в красоту величественной архитектуры на закате Ника, утопая в Его теплых объятиях. Брызги воды из канала от быстрой езды то и дело попадают на кожу — в них пьянящая свобода и свежесть, в них ощущение жизни и дыхания. Такие моменты запоминаешь на всю жизнь.

— Разве что девушка, прекрасная, как Венеция… — она не видит сейчас лица Адама, но точно знает, он улыбается, упираясь волевым подбородком в ее макушку. Она привыкает к нему, узнает… Уже научилась отличать его интонации, повадки, манеры. Когда кто-то так рядом, это неизбежно.

— Ты намекаешь, что я похожа на Венецию? Хм, красивый комплимент… Правда, мои сородичи бы сочли его оскорблением. Я ведь родом из Флоренции…

Его рука сжимается на ее ягодице. Адам порывисто разворачивает Нику к себе.

— Шейх Адам, девочка… Забыла? Игра началась… — И да… Ты похожа именно на Венецию. Флоренция прекрасна. Но ее красота — как сочная женщина среднего возраста с плодовитыми широкими бедрами и такой же грудью. Она уже пожила, заразилась здоровым цинизмом, корыстью и похотью. Любит поспорить и повздорить. Ты же соткана из другой материи, Ника…

Руки Адама нежно гладят ее кожу. Кончики его пальцев теплые и чувственные. Она словно бы чувствует мельчайшие полосочки на них, уникальные у каждого человека, которые обычно хорошо видны на отпечатках. Подобно слепому, он словно бы читает ее сейчас, вот так прикасаясь к коже.

— Ты легкая, нежная, невесомая. В тебе загадка. В тебе класс и аристократичность… А еще, — снова эти полные требовательные губы на ее губах. Властно. Влажно. Пьяняще., — а еще ты подобна розе, которая только-только раскрыла свой бутон. Все еще так пленительно свежа. И в то же время, твой аромат уже дурманит. Дурманит соблазном, страстью, искушением. С каждым днем ты превращаешься в пленительную женщину. В моих руках превращаешься. Нет ничего красивее этого зрелища… Оно сводит меня с ума. Венеция такая же. Она вечно юная, пленительная, лукавая, но… роковая… Она может заставить мужчину пылать, плавиться, страдать…

— А я? Разве я могу?

— Уже заставляешь…

— Разве?

Он опускает губы на ее шею, глубоко вздыхает.

— Ты так и не сказала мне о своих чувствах… Что ты испытываешь?

Ника невольно опустила глаза. Она понимала, что Он хочет услышать. Не просто ее «да». Не просто свое имя в порыве страсти, когда спазмы запредельного удовольствия скручивают ее тело в судорогах снова и снова в его умелых объятиях. Заветные три слова, которые значат так много, когда сердце и правда трепещет в порыве страсти и наваждения. Она так и не произнесла их ему…А Он ждал. Продолжает ждать.

— Дай мне время, пожалуйста. — накрывает его руки своими, — для меня все слишком стремительно…

Он тяжело вздыхает и молча кивает.

— Я ждал тебя всю жизнь. Что ж, подожду еще…

Для Ники стало полной неожиданностью их спонтанное путешествие. На Таифе они не задержались. В тот же вечер после его драматичного признания перелетели в Марсель и отправились в плавание на пришвартованной в его порту яхте. Канны, Ницца, Вильфранш-сюр-Мер, Монако, Генуя… Сегодня, в Венеции, будет их первая ночевка на суше. До этого они спускались на землю в прямом и переносном смыслах слова, отрываясь друг от друга, только чтобы погулять и вкусно поесть.

Ника никогда не испытывала такой богатой палитры удовольствий и ярких впечатлений, как за эту поездку. Каждый день открывал ей новые удивительные локации и знакомил с очередными гастрономическими шедеврами. Каждая ночь окрашивалась новыми красками страсти Адама, которая, вопреки известным ей его доминантным пристрастиям, пока ограничивалась обычным сексом, пусть с каждым разом все более смелым, раскрепощенным, страстным и чувственным. Он мог делать это часами — до тех пор, пока она сама не просила его о пощаде. Перед тем, как начать их очередное безумие, он предусмотрительно отпускал команду на берег — с тем, чтобы никто не мог помешать их соитию. Они не сдерживали криков, не думали об осторожности и приличиях. Просто проживали эти удивительные часы, как особую часть своей жизни. Это и было жизнью. Всякий раз, когда мир темнел в его глазах, рассыпаясь на тысячи звезд от оргазма, приходя в себя и крепко прижимая Нику к груди, Адам весело усмехался: «la petite mort (франц. — маленькая смерть)… Ты снова убила меня Ника, как хотела когда-то… Французы ведь так говорят об оргазме. Потеря себя, которая уничтожает боль разделенности»…

Он был страстным, но в то же время нежным. Ему нравилось быть с ней нежным. И в то же время, Ника понимала, что ему этого может быть мало. Ей самой хотелось дать ему больше. Да и самой хотелось ощутить это щекочущее нервы чувство зависимости и подчинения.