Тайга

Взявшись за руки, они продолжили путь. Рябинушку пугал ночной лес. Почему же раньше она не замечала, какие густые угрожающие тени ложатся на землю на закате? Не слышала, как испуганно затихает природа вечером? Не боялась этого вязкого тумана, покрывающее своей толщью все живое? Ее успокаивал лишь голос Николая. Когда он говорил, когда она сжимала его руку в своей, страх отступал. Главное, чтобы он не молчал, чтобы говорил. Тогда все будет хорошо.

Николай оборвал с березки бересту. Рябинушка вздрогнула. Слабый стон издало дерево. Она неодобрительно посмотрела на Николая.

— Зачем ты это сделал? — нахмурилась она. — Ты причинил ей боль!

— Извини, все никак не могу привыкнуть, что здесь все живое, — искренне покаялся он. — Я просто хотел показать тебе, как выглядят наши деньги. Ты же хотела это узнать. Деньги делают из бумаги, а бумага — это то же самое, что береста.

У нас много магазинов, в которых за деньги можно приобрести все: еду, одежду, машину… И чем больше у тебя таких бумажек, тем больше ты можешь себе позволить.

— То есть, если мы наделаем много-много денег из бересты, то у нас с тобой будет все? — по своему истолковала его слова Рябинушка.

— К сожалению, такие деньги не будут иметь никакой цены, — улыбнулся Николай и, пошарив рукой в заднем кармане изрядно потрепанных джинсов, достал оттуда сторублевую купюру, и протянула ее берегине. — Вот наши деньги. Видишь, на купюру нанесен специальный рисунок, но и его при желании можно подделать. Каждая купюра защищена голограммой. Сейчас темно, и я не смогу тебе ее показать. Но завтра утром ты ее обязательно увидишь. Этот водяной рисунок не сможет подделать ни один фальшивомонетчик.

— И кто вам дает эти самые деньги? — уже открывая тяжелую дверь в домик, поинтересовалась берегиня.

— Мы их зарабатываем, — пожал плечами Николай, и захлопнул за собой дверь. В доме стояла кромешная темнота. Нащупав руками Рябинушку, он прижал ее к себе. — Каждое утро идем на работу, сидим весь день в душных офисах. Поздно вечером, уставшие, возвращаемся домой. И за это один раз в месяц получаем зарплату, то есть деньги.

— Как у вас все сложно, — вздохнула берегиня. — Но очень-очень интересно.

— Ничего интересного, — Николай обжег своим горячим дыханием берегиню. Выхватив из темноты ее припухшие губы, он вновь поцеловал ее. Слабо застонав, она полностью отдалась его власти.

* * *

Лес погрузился во мрак. Зажил совсем другой, неведомой ясному дню, жизнью. Хищники вышли на охоту, злые, голодные рыскали они по тайге, выискивая добычу. Совы громко заохали, словно предупреждая беззащитных травоядных о нависшей над ними опасности. Даже ведьмы опасались выходить в ночное время из своего укрытия. Но сегодня Нагире пришлось покинуть теплое нутро шалаша и отправиться на кладбище. Верло сказала, что сегодня так похоронили самоубийцу — желанная добыча для ведьмы. Мечущиеся души упырей не находят покоя в этом мире, а в том — их не принимают. Озлобленные на всех и вся они обычно соглашаются вершить кровожадные ведьминские замыслы.

Через несколько дней Семик и ей нужно успеть добыть человеческой крови, чтобы обагрить ею могилы своих верных слуг. Иначе берегини навечно вгонят их души под землю, прибив их к бездыханному телу острым осиновым колом.

За Нагирой увязался и преданный ей волк. Он путался у нее под ногами и жался своим мохнатым боком к ее бедру. Ведьму раздражало его присутствие, и она то и дело ворчала на него.

— Чего ты ходишь за мной, серый? Весь день от меня не отходил и сейчас бредешь. Пора бы тебе уже свою стаю собирать. Ты ведь ни один такой отшельник.

Ведьма с трудом пробивалась сквозь густые лесные заросли. Тайга не пускала ее, держала ее за ноги, цепляла за длинные рукава грязного балахона. Ведьма лишь усмехалась в ответ. Понимала, что никакой угрозы Тайга для нее не представляет. Не способна она причинить вред живому существо, ни в ее это правилах. А дама она очень принципиальная!

Преодолев последние заросли, исцарапанная, в разодранных лохмотьях, она, наконец, увидела старенький покосившийся крест. Она поморщилась, раскаленная спица пронзила ей виски, в голове что-то громко бабахнуло и стихло, оставив лишь тупую, ноющую боль. Так было всегда, когда она смотрела на крест. Ведьма к этому привыкла. Она криво улыбнулась и шагнула на вязкую кладбищенскую землю.

Поведя носом по ветру, она сразу учуяла запах смерти. Она сразу вычленила его из общего чуть сладковатого аромата. Когда человек сам накладывал на себя руки, то и запах от его могилы шел особенный, неприятный, тухлый.

Глядя только себе под ноги, не поднимая головы, чтобы вновь не наткнуться взглядом на крест, она полностью отдалась своему обонянию и, как всегда, оно его не подвело. Вскинув голову, она увидела свежий холмик без установленного на нем креста. Лишь фотография довольно молодого мужчины лежала сверху, чуть присыпанная землей.

— Ты-то мне и нужен, — довольно оскалилась она. — Еще не разложившийся, свеженький упырь.