— Снято в тюрьме. Видите, человек в ножных кандалах. Это товарищ Юсуф Сальман Фахед, Генеральный секретарь Коммунистической партии Ирака. Его повесили четырнадцатого февраля тысяча девятьсот сорок девятого года.
Альяс Дауд говорит спокойно, но возле глаза нервно подергивается кожа.
Юсуфа Фахеда два года держали в застенках. На суде он сказал: «Мы, коммунисты, являемся врагами империализма и будем бороться с ним». Его повесили в Багдаде вместе с ближайшими товарищами по партии. Когда Фахеду накинули петлю на шею, он успел крикнуть: «Коммунизм сильнее смерти!»
Партия боролась в подполье. Трусы и слабые духом в нее не шли: коммунист знал, что для него готова тюрьма или пуля.
— Народ нам верит, потому что наши люди шли за народ на казнь. — Альяс Дауд смотрит на фотографию человека в кандалах: — А он не дожил…
Меня удивляло в Багдаде обилие новых мостов. Как-то, переехав Тигр по одному из них, мы сразу попали в страшную тесноту переулка. Я спросил, почему к такому хорошему мосту не сделали приличного подъезда.
— Не заплатили, — кратко ответил спутник.
— Кому?
— Тому, кому следовало. Здешние мосты ведь «золотые»: стоят столько, будто их делали не из железобетона, а из золота, Даже цемент привозили из-за границы.
— Так зачем же было строить?
— Министр получил от иностранной фирмы, строившей этот мост, такой подарок, что мог бы уйти в отставку и жить на проценты с капитала.
Он добавил, что другие министры скупали земли в пустыне, а потом утверждали проекты их орошения за счет государства. Кроме «золотых» мостов, строили «золотые» плотины. Они задерживают воду при наводнениях, но эта вода не вращает ни одной турбины в стране, где во многих местах не видели электрического света.
Среди новых зданий Багдада выделялся огромный вокзал. Ему недоставало «пустяка»: настоящей железной дороги. Кто-то положил в карман круглую сумму, а под вокзальными сводами застучали машинки канцелярий.
Во многих кварталах Багдада нет водопровода и канализации, улицы окраин тесны и запущены, почти треть горожан нуждается в жилье. Но Фейсаду II казались тесными не хижины бедноты, а дворец Рихаб. Он строил новый, роскошный.
К этому дворцу меня повел мой новый багдадский знакомый, Он ассириец. В Ираке ассирийцы, армяне, турки, иранцы относятся к национальным меньшинствам.
Зовут моего знакомого Авдеем Ивановичем. Вернее, его зовут Авдышу, но он просил, чтобы я называл его тем именем, которое было у него очень давно, еще во времена нэпа, когда он жил в нашей стране.
Обычно наша память связывает ассирийцев с картинами учебников истории, с грозными воинами древности, с боевыми колесницами, с завоевательными походами.
Однако современные ассирийцы, или айсоры, — народ вполне мирный. Они обитают не только в Ираке, но и в других странах. У нас в Закавказье есть ассирийские колхозы; на ассирийском языке издаются книги. Авдей Иванович жалеет, что я не захватил с собой хотя бы самую тоненькую книжицу…
По стариковской привычке Авдей Иванович рассуждает вслух. «Отчего нельзя — можно», — к месту и не к месту вставляет он. Ему хочется, чтобы гостю было приятно. Он сначала переводил так, что получалось, будто все встречные ужасно однообразно и нудно изъясняются в давней и пылкой любви к русским. Только после моих просьб Авдей Иванович стал переводить точнее и лишь временами сбивался снова на приторную сладость.
Мы с Авдеем Ивановичем много ходили по городу. Обычно выйдя из гостиницы на улицу Рашида и величественным жестом отклонив услуги шоферов такси, углублялись в кварталы Багдада по следам Харун ар-Рашида.
На этот раз идем кривобоким переулком под выступами балконов. Где переулок пошире, там торговля. Товар лежит на разостланных в пыли циновках. Возле торговцев понурые ишаки.
Неожиданно выходим на уличный простор, редкий для городов старого Востока. Эту улицу проломали в бестолковщине и тесноте старой глиняной застройки. Ее покрыли асфальтом, но на ней самые что ни на есть неприглядные домишки. Раньше они прятались внутри кварталов. Некоторые были обломаны наполовину при прокладке улицы. Так и стоят.
— Нури Саид и король ехали вместе, я видел, — бормочет Авдей Иванович. — Король разрезал ленточку, ножницы золотые… Музыка тоже была, без музыки нельзя.
Нури Саид вознамерился увековечить себя в названии этой улицы. Теперь с домов-калек содраны старые таблички с его именем. Отныне это улица Свободы.
Снова углубляемся в лабиринт замусоренных переулков. Сколько мух — и какие! Наши мухи — образец деликатности в сравнении с багдадскими. Эти прямо-таки липнут к тебе, будто тебя намазали смесью клея с медом.
Возле двери каждого дома желобок. Из него течет грязная вода, выливаемая после мытья посуды и прочих хозяйственных дел. Она стекает в канавку посредине улицы, а по ней — к поглощающему колодцу на перекрестке. Так же сочились дома и во времена Харун ар-Рашида. Теперь муниципалитет Багдада обещает столице современную канализацию.