Таймыр, Нью-Йорк, Африка... (Рассказы о странах, людях и путешествиях)

В 6 часов утра тот, кто включил радио Багдада, услышал взволнованный голос:

— Благородный иракский народ! В тесном сотрудничестве героический народ и его доблестная армия освободили нашу дорогую родину от власти преступной клики, отдавшей страну и ее богатства в руки империалистов!

Через пять минут весь Багдад был на ногах.

— Братья! — продолжал тот же взволнованный голос. — Победа может быть полной только при поддержке народа!

Радио звало народ на улицы — защищать дело революции, обезвреживать ее врагов. И прежде всего люди задавали друг другу вопрос:

— Где Нури Саид! Где старый пес? Убит или за решеткой?

А он ускользнул! Один из тайных агентов успел по телефону предупредить злодея о странном передвижении войск. Нури Саид не знал, верить или не верить агенту.

Разговор оборвался на полуслове: к воротам подошли автомашины с солдатами. Но владелец успел покинуть дом. Утверждали, что Нури Саид воспользовался тайным ходом, пока восставшие перестреливались с часовыми и телохранителями.

Дом Нури Саида стоит среди финиковых пальм на самом берегу Тигра. На крыше башенка, с узким, напоминающим бойницу, окном. Там был пост охраны.

Снаружи дом пострадал меньше, чем королевский дворец. Даже деревянные жалюзи на окнах целы, а пули лишь повредили изразцы фасада и изрешетили двери.

Хожу по комнатам.

Колонны красноватого полированного мрамора подпирают потолки. Старинная мебель свалена по углам. Гардеробная способна вместить костюмерную небольшого театра.

На второй этаж хозяин поднимался в бесшумном большом лифте, какие ставят в дорогих гостиницах. В кабинете Нури Саида массивнейший стальной шкаф — не сейф, а именно шкаф. Его дверка разрезана, оплавлена. Многое хранил этот шкаф на своем веку — нити заговоров против арабских народов тянулись в особняк на берегу Тигра.

Но где подземный ход, которым воспользовался Нури Саид?

— Я думаю, его нет и не было, — говорит лейтенант. — У багдадцев живое воображение. Ну подумайте сами, зачем было рыть подземный ход к берегу, если до реки десяток шагов?

Лейтенант считает более вероятным, что Нури Саид выскочил к Тигру, нашел неподалеку рыбака и, угрожая оружием, заставил грести к другому берегу…

Ранним утром 15 июля из дома одного богача вышли три женщины в черных платьях. Их лица были скрыты чадрой. Они сели в машину и доехали до Южных ворот. Одна из них подошла к дому и позвонила. Дверь открылась, но сейчас же резко захлопнулась перед гостьей. Та, неуверенно покружив по улице, спросила у игравшего мальчугана, как пройти к дому известного феодала. Мальчик показал дорогу, но его удивило, что у незнакомки мужской голос. Он внимательно смотрел вслед «тете». Порывы ветра раздували полы ее платья. Мальчуган закричал на всю улицу:

— Смотрите, смотрите! Штаны!

Женщина бросилась бежать. Мелькали голубые в полоску брюки пижамы.

Когда толпа прижала Нури Саида к стене дома, он отстреливался из двух револьверов. Подоспели автоматчики.

— Не стреляйте, я старая больная женщина! — завопил Нури Саид, увидев, что дело плохо.

Труп диктатора сожгли в пылающей нефти…

* * *

— Да, «черный режим» был сметен за два часа, — говорит Альяс Дауд. — Но к ним надо прибавить еще четыре десятка лет. Так вернее.

Альясу Дауду лет тридцать, может, немного больше. Однако он прошел и через подполье и через эмиграцию. Вон сколько седины на висках.

— Я был совсем маленьким, когда отец стал брать меня в чайхану. Там играют в «шеш-беш» — у вас, я слышал, тоже есть эта игра, только ее называют «нарды», — но отец любил поговорить, поспорить о политике. Очень его уважали в чайхане. Его и еще одного медника. Тот дрался с колонизаторами в тысяча девятьсот двадцатом году; потерял три пальца на левой руке, и шрам у него был от брови до темени.

Да, так вы говорите: два часа. Нет, считать надо с семнадцатого года. Для вас он был годом освобождения, для нас — началом новой борьбы. Когда англичане пришли в Ирак, они говорили, что лишь помогут нам прогнать турок. Турок прогнали, англичане остались. Спустя несколько недель начались восстания феллахов. Потом англичанам пришлось усмирять курдов и бедуинов. Чтобы напугать народ, каратели сожгли все деревни по дороге на Мосул. У вас тогда тоже не было спокойно — я знаю, англичане расстреливали ваших комиссаров. А когда вы прогнали англичан, у нас поняли, что враг не так страшен. Началась наша бессмертная национальная революция тысяча девятьсот двадцатого года.

Альясу Дауду с детства запомнились рассказы человека со шрамом о том, как восемьдесят тысяч хорошо обученных английских солдат отступали перед вооруженной чем попало армией свободы. Отряды революции освободили большую часть страны, они почти окружили Багдад, когда феодалы и вожди племен, напуганные победами «черни», стали предавать крестьян — феллахов, переходя на сторону врага.

— Пять месяцев героической народной борьбы посеяли семена свободы. Мы подсчитали — с тех пор наши повстанцы сто шесть раз поднимались против угнетателей. И, наконец, революция четырнадцатого июля…

Альяс Дауд бережно достает из кармана фотографию: