— Что вы, что вы! — воскликнули супруги. — Ради бога! Применяйте самые новейшие методы, профессоре! Самые экстравагантные! Напишите нам свои рекомендации…
— В том-то и дело, что такое лечение я должен проводить сам, лично.
— О, мы будем только счастливы, синьор профессоре!
— Но ведь для этого мне надо приезжать из Рима сюда много раз!
— О, не беспокойтесь, доктор, гонорар соответственно возрастет!
— Да я ж об этом! Министр же мне дал только разовый пропуск!
— Ах, вы об этом! — удивленно сказала супруга. — Зачем вам беспокоиться о подобной мелочи. Вам будет обеспечен беспрепятственный въезд сюда. Мы будем посылать за вами свой автомобиль. Где вы остановились?
— В «Карлтоне».
— Прекрасно! Итак, вы дали согласие?
— Ладно, так и быть, подлечу вашего супруга!
Фома с трудом отвел взгляд от упруго вздрагивающего бюста мадам. Он сказал:
— Придется для лечения кое-что тут оборудовать.
— Распоряжайтесь.
— У вас найдется небольшое пустое помещение?
— Камера подойдет?
— Сгодится. Значит, так: я привезу завтра чертеж особой лечебной печи. Заключенные смогут ее сложить под моим руководством?
— Разумеется!
— Тогда договорились. Завтра с утра я приеду!
— Наш автомобиль ровно в десять будет у подъезда «Карлтона», синьор профессоре!
— Ладно. До завтра.
Личный автомобиль коменданта мчал по автостраде в Рим синьора Альберта Зайделя, доктора медицины из Берна.
У «Карлтона» машина лихо затормозила. Согнувшись почти пополам, здоровяк-швейцарец вылез из лимузина. Он с трудом привыкал к автомобилям.
В номере к нему бросился Седых:
— Наконец-то! Я измаялся тут, пока ждал! Ну?! Обошлось?! Видел?!!!
Фома с омерзением сбросил лаковые туфли, протопал к дивану в носках и грузно повалился на него.
— Я тебя спрашиваю! — крикнул Еремей.
— Погоди! Дай очухаться. Мочи нет. Думал, сдохну от натуги…
— Язви тебя в душу! Чего томишь?
— Походил бы денек в докторской шкуре, тогда узнал бы, почем фунт лиха!
— Пень ты дубовый!
— Слушай, Еремчик! Как ты думаешь, у них тут крапива растет? Или только в России?
В одной из свободных камер первого блока заключенные под руководством доктора Зайделя заканчивали кладку печи русской парной бани. Дымоход вывели прямо в окно. Положили на колосники камни, затопили. Вкатили бочку, наполнили ее водой.
Суетились тюремщики, деловито трудились заключенные, сновали офицеры.
Доктор Зайдель лично приготовил банный веник о колючками. Он распорядился:
— Топить до самого вечера так, чтобы стало горячо дышать! Понятно? Камни чтоб были красными!
— Будет сделано, синьор профессоре!
— А я поеду в Рим — надо приготовить особую микстуру.
Ерсмей Павлович подал Бурлакову стеклянную банку с крышкой:
— Вот тебе крапивный отвар. Я и сам хлебнул для бодрости. Добрая вещь.
— А где крапиву достал?
Седых махнул рукой:
— Не спрашивай! И смех и грех… Слушай, Фома, а этот твой вонючка комендант не окочурится от русской бани? Итальянцы — народ хлипкий. Тогда пиши пропало!
— Риск, конечно, есть. Либо он выздоровеет, либо загнется.
— А тебе не совестно лечить фашистскую сволочь?
— Ты опять за свое?
— Да ладно уж!.. Поговорить удалось с кем?
— Ага. С Джакомо перекинулся парой слов.
— Это — пацан?
— Ну да. И с Репосси говорил.
— Порядок, значит.
— Нормально. Ну, я поехал.
— Бывай!
Полуголый Фома плеснул воду на раскаленные камни. С шипеньем и свистом бешено вырвался пар, Фома взялся за веник и что есть силы стал хлестать извивающегося коменданта. Гвиано при этом как-то странно выл:
— У-ы-ы! И-у-у! Ы-ы-й!
Потом он стал молить о пощаде:
— О, доктор, хватит! A-а, больно!! Достаточно! Не надо!
Но Фома вошел в азарт. Он сек колючим веником с оттяжкой. При этом приговаривал по-русски:
— Ничего! Ничего! Терпи, сука! Это новейший швейцарский способ! Еще тебе! Еще, падла!
Высеченный, но умиротворенный полковник был водворен в постель. Здесь он хлебнул зеленого крапивного настоя и совсем угомонился.
Доктор Зайдель попрощался с больным и отправился в Рим.
Утром в гостинице Фома был необычно мрачен и молчалив. Седых спросил:
— Чего ты надулся, как мышь на крупу?
Бурлаков задумчиво сказал:
— Осточертело мне тут, Еремушка! Не по мне эта работа. Сил моих больше нет. Домой хочу. В кузню.
Раздался телефонный звонок. Фома взял трубку:
— Доктор Зайдель слушает!
Супруга коменданта возбужденно затараторила:
— Ах, профессоре, вы кудесник! Это феноменально! Какой дивный метод! Мы с мужем в восторге! Подлинное волшебство!..
— Он выздоровел?
— Абсолютно! Он готов танцевать!.. Он все-все может! Я же говорила, что вы — светило медицины!.. Чек вам выслан…
— Я рад, — буркнул Фома.
— Ах, синьор профессоре! Вы будете сердиться, но у меня снова к вам просьба.
— Что такое?
— Теперь нездоровится мне.
— Вон даже как! Тоже поясница?
— Нет, желудок.
— Болит?
— Болит.
— Ах ты, беда-то!
— Ваши методы, профессоре, творят чудеса. Мы ждем вас сегодня. Гонорар, конечно, особый… Доктор, дорогой! Я верю в ваше согласие!.. Машина будет к двенадцати. Я не прощаюсь!
Бурлаков положил трубку. Угрюмо посмотрел на друга. Зло сказал:
— Теперь вот эту стерву надо лечить.
— Что с ней стряслось?
— Живот болит.
— Мама твоя как народу животы-то лечила? Небось чугунок на пузо ставила?