Однажды в Кабо-Рохо прибыли врачи, как прибывали они и в другие деревни: с черными чемоданчиками, в выданных правительством фургонах. Правительство нанимало этих врачей и отправляло по деревням не для того, чтобы просвещать или лечить, но для того, чтобы высмотреть в деревнях женщин, которые были в их глазах физически негодными, слабоумными или «распущенными». Когда они заметили Пету Понсе, рассказывал мне Сальвадор, они увидели не юную девушку, а существо, которое их усилиями должно было стать последним представителем своего вида. Врачи заверили родителей Петы Понсе, что операция пойдет ей на пользу, надо удалить «аппендикс», хотя с аппендиксом Петы Понсе все было в порядке. Они не стали ничего объяснять ни Пете Понсе, ни ее родителям; врачи не дали им возможности выбрать. Для родителей слова врачей прозвучали как откровение, исходившее из уст самого Господа. Все в Кабо-Рохо верили врачам. Жители деревни не знали, что эти врачи часто выставляли стерилизацию как процедуру, необходимую для здоровья девушек. Крестьяне Кабо-Рохо не понимали, говорил мне Сальвадор, что для Соединенных Штатов Пуэрто-Рико – источник дешевой рабочей силы, безналоговый и очень прибыльный бизнес, а также испытательная площадка для контроля над рождаемостью. Даже противозачаточные таблетки испытывали именно здесь. Все были заодно, все брали взятки. Врачам платило правительство Пуэрто-Рико, которому, в свою очередь, расходы возмещали Соединенные Штаты. Церковь получала свою плату за молчание, и колонизация женского лона десятилетиями шла полным ходом.
Сальвадор рассказывал, что почти никто ничего не знал. Врачи приезжали в селения, где жили фермеры, крестьяне, беднота; кое-кого они лечили – а женщин стерилизовали. Никто не задавал вопросов. Но когда врачи уезжали, в деревнях повисала грустная тишина.
Тогда-то, рассказывал мне Сальвадор, Пета Понсе и поняла: чтобы противостоять этому, она должна научиться говорить с мертвецами.
Пета Понсе покинула Кабо-Рохо. Она пешком ходила из деревни в деревню, ночуя по церквям, салонам красоты, рынкам, хижинам, в руслах пересохших рек, на полях – везде, где espiritistas, santeros[124], блаженные и мистики того или иного селения желали видеть ее, говорить с ней, передать ей свои знания о мертвых. Она бродила по острову, собирая обломки и обрывки устных преданий, суеверий, chisme[125] – всего, что имело отношение к нашим корням: к корням таино[126], африканским корням, к католическому мистицизму, от espiritismo до Меса Бланка, до Пало Монте, до Регла Лукуми[127]. Пета Понсе вбирала в себя все. И старейшины-посвященные видели, что ей всегда сопутствует свет.
Как-то ночью в Гуаяме, в деревне Лос Брухос, Пету Понсе, в ее старых пропотевших одеждах, вонявших ромом и рисом, отвели на берег реки. Там, на мелководье, в неистовых волнах произошло посвящение Петы Понсе в espiritista; сделали это старшие посвященные, которым, говорил Сальвадор, духи нашептали, что у этой молодой женщины врожденный дар заставлять людей видеть «Ты» там, где другие видят лишь «Оно». Пета Понсе знала пальмы, растения, холмы, грибы, coquís, кладбища, зной, реки, ущелья, скалы, игуан, змей и обширные грязи, кошек, рыскавших ночами в Эль Морро, – весь остров говорил с ней на языке, в котором реальность и фантазии, явь и сны менялись местами. И Пета Понсе тоже откуда-то знала все, как дети знают своих родителей, но не могут вспомнить, кто же сказал им: это ваши родители.
Как-то ночью на пустынном берегу реки, рассказывал мне Саль, во время церемонии посвящения послышался пронзительный крик. Тихий и медленный вначале, он словно исходил прямо из пузырящегося ила, становясь все громче и яростнее. Полный ненависти, он изливался в словах, которых не знают человеческие существа. Эти вопли звучали бы осмысленно только в каких-то иных сферах. Кричавшую силой удерживали на покрытой илом земле три человека. Три espiritistas не могли успокоить ее. До тех пор, пока не пришла Пета Понсе. Она приказала espiritistas отпустить кричавшую. Подняв глаза на Пету Понсе, измазанная илом женщина затихла, словно одна только Пета Понсе могла понимать ее язык. Глаза женщины начали мало-помалу фокусироваться, словно она возвращалась откуда-то издалека и заново открывала для себя этот мир. Женщина, дрожа, схватилась за оборванное платье Петы Понсе, умоляя не бросать ее умирать. И Пета Понсе, рассказывал Сальвадор, прошептала той женщине, что мертвые помогут ей по-новому истолковать значения и смыслы ее скорбей.