— Скажу, только ты мне должок за нее отдай!
— Должок?
— Ну да, я ее сюда привезла, сказала, что здесь жилье можно снять, а она мне за это не заплатила. А такого нету закона, чтобы бесплатно что-то делать. Так что с тебя должок…
— Хорошо, не сомневайтесь, я заплачу.
— Вот когда заплатишь — тогда и будет разговор!
— И сколько она вам задолжала?
Тетка назвала несусветную сумму. Михаил крякнул, но не стал спорить и отсчитал деньги.
Я играла на участке с Оськой: бросала ему палку, он ее с радостным лаем приносил обратно и просительно заглядывал в глаза — мол, брось еще разик! Это ведь так интересно!
И вдруг он насторожился и зарычал, глядя в сторону калитки, шерсть у него на загривке поднялась.
Я оглянулась.
Через калитку заглядывал не кто иной, как мой муж Михаил.
Вот новости!
Откуда он взялся? Интересно, как он меня нашел?
А Михаил посмотрел на меня умильно и крикнул:
— Лизанька, слава богу, ты нашлась!
— Ты как здесь? — спросила я растерянно. С одной стороны, я была рада, что он цел, с другой — не понимала, как он нашел меня, и беспокоилась, не приведет ли он за собой «хвост», людей Аргольда.
— Как ты меня нашел? — повторила я.
— Лизанька, впусти меня! Что мы через забор разговариваем? Мы же не хотим, чтобы нас все слышали!
И то верно — незачем кричать на всю улицу. В поселке слухи распространяются быстро, как сезонный грипп…
Я отперла калитку, впустила Михаила, заперла за ним.
И тут Оська снова угрожающе зарычал и подскочил к нему.
— Придержи своего пса! — испуганно заверещал Михаил.
— Оська, ты что? — прикрикнула я, схватив собаку за ошейник и оттаскивая в сторону. — Это же Миша!
Нельзя сказать, что эти двое там, давно, когда мы жили все вместе, безумно любили друг друга, но все же Оська никогда не позволял себе такого поведения.
— Ты это нарочно… — забубнил Михаил. — Ты его против меня настроила…
— Да с какой стати? — Я оттащила Оську подальше и строго выговорила ему: — Ты что? Это же Миша, твой хозяин! Ты же его прекрасно знаешь! Что ты вдруг так на него вызверился?
Но Оська рычал и рвался из моих рук, явно намереваясь порвать Михаила на куски. Всем своим видом он давал понять, что хозяйка у него одна, и это — я. А этот тут ни пришей ни пристегни, сбоку припеку… Еще хозяином его считать… Видали мы таких хозяев!
— Да сделай с ним что-нибудь! — верещал Михаил, испуганно пятясь. — Он, наверное, сбесился…
— Да подожди… сама не знаю, что с ним…
Я с немалым трудом оттащила Оську к дому и заперла его в сарай, где Василий хранил садовые инструменты. Оська оттуда обиженно скулил и взлаивал.
Я покосилась на Михаила и провела его в дом — в чем-то он прав, незачем выяснять отношения на улице, тут наверняка из каждого дома кто-нибудь незаметно наблюдает за нами! Хоть дом Василия стоит на отшибе, у соседок глаза лучше полевого бинокля…
Михаил вошел в сени, тщательно вытер ботинки о коврик (что-то новое, никогда не замечала за ним такой показной аккуратности).
Мы прошли в комнату, и он сразу сел на стул, всем своим видом давая понять, что он здесь всерьез и надолго.
Я смотрела на него, пытаясь понять, что в нем изменилось.
А в нем определенно что-то изменилось. Конечно, он неухожен, плохо выбрит, глаза запавшие, но это как раз неудивительно для человека в бегах. Но было в нем еще что-то. Появилась какая-то опасливая суетливость, он то и дело вздрагивал и оглядывался. И втягивал голову в плечи, и смотрел испуганно. Ну, нервничает, конечно, — говорят же, что пуганая ворона каждого куста боится.
А еще я заметила на его скуле здоровенный синяк, кое-как замазанный тональным кремом. Маскировочка, значит. Что-то мне этот синяк напомнил, но мысль эта мелькнула и ушла.
— Лизанька, — проговорил он, потирая руки. — Как я рад, что наконец нашел тебя!
— Вот, кстати, я тебя уже спрашивала — как именно ты меня нашел? Ведь я не оставила тебе никаких зацепок!
— Любящее сердце, Лизанька, всегда приведет куда надо!
Ишь как выражается! Опять же что-то новое. И что это он меня называет Лизанькой? Что-то раньше такого не припомню! Лизой — да или даже Лизаветой, Лизкой иногда, когда недоволен, но Лизанькой… никогда! Не было такого!
— Лизанька, — щебетал он тем временем, — как хорошо, что мы вместе! Мы с тобой так тесно связаны… вместе мы все преодолеем… нам все нипочем…
Слова и голос его звучали так фальшиво, что я не выдержала:
— Что же тогда ты меня бросил в тот день? Наврал все про поезд, а сам поехал совсем в другую сторону.
— Что значит бросил? — Он нахмурил брови и выглядел от этого как-то по-детски, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку.
— Ты не пришел на вокзал… я тебя ждала, ждала…
Я вспомнила свой страх, вспомнила, как мучительно тянулось время ожидания, как я считала минуты, как бросалась навстречу каждому похожему человеку…
— Ах ты об этом? Так это мама… она мне сказала, что… это все она, если бы не она… ты же знаешь маму…
— А своей головы у тебя нет? Сколько тебе лет? Ты всю жизнь так и будешь оглядываться на мать?
— Но, Лизанька, ты ко мне несправедлива… я думал, что так будет лучше… лучше для нас обоих… И мама… она считала, что поодиночке нам будет легче спрятаться…