Тайна Черного дома

Лука замолчал. Не очень-то он умел поддерживать боевой дух. Он мог только работать изо всех сил. А силенок у него было отнюдь не как у настоящего слесаря-сантехника.

И все-таки он первым пробил асфальт. Дальше была просто земля, точнее, чистейший, рыжий, как коверный клоун, песок. Рыть можно было едва ли не голыми руками.

— Все, Николай, бросай зубило! Ковырни-ка вот здесь лопаткой, чую — близко…

Покачав головой, Никифоров нехотя копнул раз, другой, разгреб песок, воткнул лопату поглубже. Горка песка незаметно росла. Лопата скрежетнула обо что-то твердое, и Никифоров замер.

— Чего ты?..

— Тихо!

— Не понял…

— Не слышишь, что ли?

Лопата снова корябнула обо что-то, и они оба упали на колени, стали копать руками, как большие кроты, высвобождая из песка что-то продолговатое и шершавое.

— Осторожней!

— Сам осторожней! Невероятно, слушай, не верю…

Лука увидел горлышко, узкое, залитое то ли сургучом, то ли чем-то наподобие его, и сердце его от страха трепыхнулось. Золотые монеты так закупоривать не надо — они влаги не боятся. Неужели там бумажные деньги?! Тотчас сообразив, он пристыдил себя. «Дурак! Ты бы их не учуял. Тебе пахнет только золото…» Наконец они извлекли кувшин. Довольно изящный когда-то, а теперь весь обросший спрессованной, прикипевшей к нему землей. Из выпуклого его бока прорастала продолговатым бубликом ручка. Такие, по разумению Луки, должны были бы делать в Грузии.

— Тяжелый! — удивленно проговорил Никифоров. — Рвем отсюда! Давай мне сумку…

Но никто не интересовался двумя увлеченными пролетариями, которым цена теперь в базарный день тысяч по сто двадцать за получку и за аванс. Починяют чего-то там, ну и на здоровье!

Тем же самым путем они прошествовали в туалет, переоделись. Тетка, которая сидела при входе, может быть, узнала их. Но не решилась и слова промолвить. Теперь слова говорить стало опасно. Деньги за вход взяла и скажи спасибо — десять процентов твои. Это сколько же надо людям мочиться, успел подумать Лука, чтобы ей, бедной, получилась хоть какая-то прибавка к пенсии.

Трудно сказать, как они добрались до дому, как вытерпели. Но добрались. Наталья, надергавшаяся за двое суток сидения дома, кинулась к ним. Ее деликатно отстранили.

— Потерпи, малость, Наталочка…

— Да что же это такое!

— Погоди, сказал! — Лука произнес это, по-видимому, строго. Наталья дернулась было, но промолчала, пошла на кухню. Хотела зарыдать по инерции, но воздержалась.

Никифоров попытался выковырять сургуч — тщетно. Запаяно было навеки.

— Кокнем, что ли?

— Давай…

Никифоров положил кувшин на край кровати и врезал по нему афганским своим десантным кулаком. Сосуд тяжело развалился на несколько частей. И сейчас же на кровать змеями поползли золотые цепочки, весомо вывалилось с полдюжины золотых дамских часов — тоже на цепочках. Все это было старинное, такого теперь не делают — с крышечками, закрывающими циферблат, с тонкой чеканкой поверху.

Они переглянулись горящими глазами. Никифоров зачерпнул в пригоршню змеящееся сокровище.

— Да здесь грамм восемьсот, не меньше. Живем, мужик! — Он извлек из золотого клубка одни из часиков, открыл крышку. — Какое-то время показывают. Интересно, ходят или нет?

— Не заводи! — вырвалось у Луки.

— Брось ты. Если ходят, подарим по штуке нашим бабам…

— Это же с кого-то снято. Может, там и убийство было…

Никифоров замешкался, но лишь на секунду-другую и махнул рукой.

— Знаешь, золото все такое… Вечером, когда вся компания оказалась в сборе, мужчины торжественно надели на шеи своим любимым прелестные, невиданные в наше время часики. И между прочим все часы, их оказалось семь, Бог весть сколько лет пролежавшие в кувшине, прекрасно ходили.

Никифоров долго разбирал витиеватую микроскопическую надпись на циферблате, потом проговорил со вздохом:

— Швейцария, что же ты хочешь!

Глава тринадцатая. ИЩЕЙКА ВЫХОДИТ НА СЛЕД

С утра пораньше капитан Буков решил наведаться в жэк, чтобы теперь уж наверняка узнать, где живет его клиент Лучков.

Он вошел во двор, в глубине которого в крутобоком двухэтажном особняке основала свои апартаменты эта контора, замедлил слегка шаг, готовясь к разговору с расфуфыренными жэковскими дамочками, но, не дойдя до подъезда, замер, как вкопанный. Прямо у входа в жэк, под окнами, нагло красовались знакомые ему черные «Жигули» девятой модели.