В этот день Буков, сколько ни старался, добиться ничего больше не смог. Соседи, будто сговорившись, все куда-то запропастились, исчезли. Он прождал до вечера, до ночи. Дождался наконец ярко раскрашенной вертихвостки на возрастном излете. Но она сказала, что ничего не знает. А про такого серого и скучного, как этот, из пятидесятой квартиры, — тем более. Соседка из сорок девятой, по ее сведениям, какая-то археологиня. Чего откапывает? Судя по ее наклонностям, древний публичный дом. А из пятьдесят первой квартиры бабулька, так она просто… Не договорив, вертихвостка постучала себя по голове. Она, может, и сейчас дома, но ни за что не откроет. Чахнет у своего дверного «глазка», а чтоб открыть — задавитесь!
В заключение вертихвосточка намекнула Букову, что у нее вкусный чай и к чаю кое-что имеется. Буков поблагодарил и поспешно ретировался, представляя по дороге, каким недостатком она заклеймит его самого.
На следующее утро он отправился звонить в пятьдесят первую квартиру. На звонок не открыли, но у него осталось ощущение, что жизнь за дверью присутствовала. Тогда он пошел в милицию, чтобы повидаться с Никифоровым. Этот лейтенант казался ему толковым человеком, хотя и явно сторонился его по непонятным причинам. Именно сейчас посоветоваться с ним было бы очень недурно.
Увы, Никифоров уже второй день был на задании. Букову почему-то остро показалось: повидай он сейчас лейтенанта и многое прояснилось бы. Бред, возможно. Но непонятное чувство чего-то странного, тревожного не оставляло его. «От слабости это! — с осуждением подумал о себе Буков. — Надо ходить, надо искать, ловить удачу. Если сильно стараться…» — Ну и так далее.
Так и прошел весь день — в нелегких раздумьях и безрезультатно.
На третьи сутки после того как Лука и Никифоров добыли клад, Буков снова направил стопы в сторону квартиры Лучкова. «Я ее достану, эту старую швабру, чего бы мне это ни стоило!» — приказал он сам себе по дороге. Имелась в виду, конечно, старуха из пятьдесят первой квартиры. Хочешь, не хочешь, а дверь ее была как раз напротив двери Луки Лучкова, причем у нее одной-единственной на всей площадке в двери был «глазок». Тут уж не только так называемая интуиция, тут и простой здравый смысл говорил о том, что он должен достать эту неуловимую старую заразу.
Было около десяти утра. Это значило, что вертихвостка была на работе, археологиня — в экспедиции, а Лучков вернуться не мог. И, стало быть, со старухой они были сейчас на площадке одни.
Буков решительно позвонил в дверь, и опять за нею ему послышалось таинственное шуршание.
— Послушайте, гражданка! Я сотрудник милиции и по Указу Президента могут теперь войти в вашу квартиру без всякого разрешения. Вам известно об этом?!
Шебуршание за дверью стало каким-то нервным.
— Руководство уполномочило меня выдавать денежное вознаграждение гражданам, предоставившим ценную информацию! — Выдав эту долгую тираду, он сплюнул. — Значительные суммы! Вы слышите?!
Дверь отворилась. Буков был готов убить старую грымзу. Но, к сожалению, не имел такой возможности.
Между тем рассказ ее дорогого стоил. Очень жаль, что она так долго тянула. Он потерял несколько драгоценных дней. Старушенция, оказывается, видела, как Лучков приходил сюда в последний раз.
— Сколько дней назад?
— Пять…
Все совпадало. Причем ответила она как из пушки. Ей якобы не спалось. На самом деле, как догадался Буков, она подкарауливала вертихвостку, к которой, по-видимому, питала давнюю и взаимную «приязнь». Вместо вертихвостки в поле ее зрения оказался Лучков… с каким-то мужчиной. Букову не терпелось немедленно разузнать про мужчину, но он почему-то сдержал себя. И продолжал слушать о том, как пришедший с Лучковым мужчина одним ударом вышиб дверь. Они пробыли внутри минут десять, а когда уходили, в руке у ее соседа Лучкова был чемодан. Таким образом, предположение Букова блестяще подтвердилось!
Для поддержания старухиного энтузиазма Буков вынул пятитысячную бумажку. О, если бы можно было описать, с каким вожделением она взяла эти жалкие по теперешним параметрам деньги. Это была жадная старуха, верно. Но так же верно и то, что это была старуха бедная и полуголодная, как и огромное большинство сегодняшних наших русских старух.
— А теперь опишите мне того, второго… — Сердце Букова забилось. — Вы его хорошо помните?..
Старуха устремила на него жалобно горящий взгляд. Она поняла, что Букову это важно.
— Я так-то описать не умею. Вы мне вопросы задавайте.
— Роста он какого — выше меня, ниже?..
— Примерно с вас…
— Лицо вытянутое? Или круглое?
Старуха повела взглядом из стороны в сторону, размышляла, видно, стараясь угадать, что приятнее услышать Букову.
— Скорее, продолговатое…
Буков чуть не кивнул, чуть не воскликнул поощрительно: «Правильно!»
— Глаза синие?
— Синие!
— Волосы русые, густые, на правый бок?
— Верно…
Наконец он опомнился, словно вынырнул из сеанса гипнотизера.
— И одет он был в замшевую куртку вот с таким поясом…
— Ага! — воскликнула старуха и поняла, что ее поймали на беспардонном вранье. И такая мука пробежала по ее лицу.