— Купи мне еды и водки. — Молчание Букова она воспринимала, по-видимому, как молчание слуги. — Сегодня могу пить…
Очевидно, это надо было понимать, что сегодня у нее работы нет, а завтра, в поезде, она придет в себя. Букову не хотелось иметь с нею дела, но в то же время было и любопытно. «Вообще-то ситуация еще та! — подумал он. — Профессиональный убийца и капитан милиции в одной упряжке!» Но он только удивился этой ситуации, этому положению вещей — не ужаснулся!
Водка и еда появились быстро. Буков нарезал, как умел, закуску, разложил, как разложилось. Поставил ей рюмку, себе стакан для пива. Гостья не пошевелила и пальцем в чем- нибудь ему помочь. Они сидели за кухонным столом, как двое незнакомых сидят за столиком в кафе. Иногда переглядывались.
Опрокинув в рот очередную рюмку, она вдруг проговорила:
— В карты сыграем?
— В карты? — Буков оторопел, но всеми силами постарался не выказать своего удивления. — Можно вообще-то…
— В дурака… на раздевание! — сказала гостья, как бы отдавая ему приказ.
Больше Буков не стал скрывать своего удивления, посмотрел сперва на девицу, потом на большую бутылку водки, прикидывая, сколько уже из нее отпито.
— Да нет, знаешь, что-то не хочется…
Она налила себе еще, выпила и пожевала кружок подсохшей колбасы.
— Ну тогда просто так раздевайся! «Это еще что за финты?!»
— Слушай! Да пошла бы ты…
— А если я позвоню?..
— А если я замочу?!
Несколько секунд они давили друг друга взглядами.
— Ты трус, чтобы мочить. Букова взорвало.
— Нет, твою мать! Это ты затрухала, что они узнают…
Он оборвал себя на полуслове. Хотелось стукнуть кулаком по столу, но он не сделал и этого. Изнутри все сильнее и сильнее его глодала еще одна мерзопакостная новость. Выскочив за водкой, он позвонил одному из своих «прикрывающих» в родное отделение, и его поспешили порадовать. Н-да… а он-то совсем недавно называл Никифорова недотепой. Теперь этот недотепа ехал в мягком вагоне по его билетам, чтобы завтра предупредить своего Луку. Сперва хреновина с билетами, а теперь он привезет эту суку по адресу, а клиента нет… Эти жуткие мысли он старался запрятать как можно глубже в свое нутро. Но терпеть становилось все труднее.
— Ладно, продолжим ужин! — как ни в чем не бывало сказала гостья.
Ее не занимали отвлеченные мысли и подводные течения. Она, как какая-нибудь муха, жила только данной секундой и присутствовала только здесь, а не в десяти местах одновременно, как другие люди. Это так Буков про нее подумал. И сильно ошибся!
Они снова стали «случайными соседями по столику», продолжив ужин. Букову ни елось, ни пилось. Без особой охоты он осилил разве что пару банок пива. А девица до капли выдула всю большую бутылку. Водка называлась «Парламентской», а нарисован на этикетке был почему-то Кремль. Буков с удивлением отметил, что девица абсолютно трезва. Когда в бутылке кончилась последняя капля, она сказала, опять же сама себе:
— Все, спать…
Задрала юбку и стала снимать белые, пожалуй, даже белоснежные колготки. И Буков поневоле пожалел, что был так несговорчив в отношении игры на раздевание. Она была хороша, она была жутко хороша, как бывают хороши прибалтки. Ноги стройные, длинные, плотные…
Колготки она бросила на пол.
— В мусоропровод их!.. — Пошла, так и не оправив юбку, сверкая трусиками. Хороша!
Нет, Буков знал, что в этом случае ничего бы не разрешил себе. Какой-то внутренней повадкой, завораживающим блядским взглядом эта девица была похожа на известную всем Мадонну. И бывшая жена Букова — Букова Галина — чуть по-другому, но тоже была похожа на Мадонну. И при этом сильно гуляла на сторону.
Она легла, прислушалась к себе. Водка билась в мозгу и в каждом, даже самом мельчайшем узелке ее организма. И это неправда, что она не опьянела, что она якобы не пьянела вообще. Она была пьяна сейчас и бывала пьяна всегда, когда пила много. Только умела себя держать.
Но тогда зачем это — пить, а потом себя держать? Какое в этом удовольствие? Один перевод продукта. Да и сколько ни старайся, водка все равно сильней. Хотя бы потому уже, что ее много. Говорят, она успокаивает, дает забыться. Ничего не дает она. Может, на минуту-другую, может, немного смягчает то, о чем неминуемо начинаешь думать.
И опять, в тысячный теперь уже, возможно, раз, она начинала просматривать свою жизнь, как шахматисты просматривают сыгранную партию. Как делал ее дед. Только он был неудачливый шахматист, игрок…
Она смотрела свою жизнь ход за ходом. Где же она сделала ошибку? Вроде нигде, вроде все шло своим чередом, вытекало одно из другого.
Ита Норман ее звали. Очень эстонское имя. Как, скажем, Ольга Кузнецова — имя очень русское. Итак, Ита Норман. Что там сначала? Школа, чтение пионерского журнала «Сяде». Никто не принуждал — читала, радовалась. Писала письма: «Здравствуй, дорогая редакция…» Но еще больше ей нравилась стрелковая секция. Винтовка, мишень. А ты устанавливаешь между ними неумолимую связь. Подтянутость, точность, реакция. Появились мальчики. Затем, и очень скоро — мужчины!