Тайна Черного дома

Так он узнал, что телеграмма попала в руки «брата». И даже не было смысла наказывать почтальоншу — этим ни ее, ни дела на почте не исправишь. И не было смысла узнавать, как выглядел братец. Никифоров мог описать его с закрытыми глазами.

Он прекрасно помнил, из какого отделения прибыл к ним этот деловой капитан Буков, и без промедления принялся туда звонить.

— Здравствуйте! Это майор Прибыловский из двести четырнадцатого. Мне бы узнать домашний адрес… капитана Букова…

Он, конечно, рисковал. Потому что могли ответить: «Одну минуточку, он тут, у телефона…» К счастью, ему ответили по-другому:

— Его сейчас нет на месте. А вы по какому вопросу?

— Я знаю, что его нет, потому мне и нужен адрес. Он тут одного человека искал, а я как раз его нашел!

В том отделении, по-видимому, отчасти были в курсе буковских отлучек «по общественным» делам и поэтому без особых затей продиктовали домашний адрес.

Пока Никифоров ехал по этому адресу, у него было время, что называется, поразмышлять. Во-первых, стоило признать, что Буков многое успел. Главное, что он смог разыскать его, Никифорова, вычислить, точнее говоря.

Это было из разряда неприятных сюрпризов. Еще хуже было то, что он сумел перехватить телеграмму Луки. Тот вроде бы собирался в Коктебель. И теперь, пока Никифоров здесь прохлаждается, Луку могут десять раз увезти в Москву, в тот «черный дом». И это будет конец, страшнее ничего не придумаешь…

Что же остается? Приехать к Букову и засунуть ему пистолет в пасть? А почему, собственно, он сейчас должен быть дома? Хотя… он же не группа захвата и не убийца. Значит, сам в Крым не поедет и надо постараться заловить его дома!

Надо сказать, Никифорову очень не хотелось применять силовые методы, а тем более — стрелять по людям. Было время — настрелялся, больше его на эти дела не тянуло.

Замок у Букова тоже оказался бесхитростным, и нужную отмычку Никифоров подобрал быстро. Достал пистолет. Стрелять ему по-прежнему не хотелось. Но что делать — бывают ситуации, когда иного выбора нет.

Мягко ступая, он вошел в крохотную прихожую, из которой сразу же можно было провалиться в туалетную дверь. Первое, что попытался определить Никифоров, один ли здесь живет этот Буков. Или имеется кто-то еще, способный стрелять по живым мишеням. На вешалке пылилась только шинель с капитанскими погонами. Но что это могло значить? Пальто всегда можно бросить где-нибудь в комнате. К тому же Буков, насколько помнится, ходил в куртке…

Ему ничего не оставалось, как только узнавать истину в лобовую. Открыв туалетную дверь, которая оказалась и дверью в ванную, он увидел темную пустоту, включил свет. Обрадовался, заметив, что мыло сухое. Но тут же подумал, что мера чистоплотности у людей неодинакова.

Никифоров на цыпочках обошел две маленькие комнаты и под стать им кухню, убедился, что квартира в эти минуты неодушевленна. Теперь ему оставалось, как говорится, сориентироваться на месте, на местности. Сухое мыло, давно остывший чайник на кухне, небрежно брошенная на кровать рубашка… Все это говорило, что хозяина не было с утра. Значит, и телеграммы здесь быть не может. Стало быть, и обыском Никифорову заниматься не стоит. Остается ждать хозяина. Но, может быть, он придет не один. Тогда надо подобрать место, где можно спрятаться. И не просто спрятаться, а чтобы было удобно стрелять…

Но такого места в малогабаритной квартире решительно не было. Единственным убежищем, пожалуй, было место под кроватью — старомодной, с покрывалом почти до пола. Никифоров прикинул, что будет, если ему придется все-таки уходить с выстрелами. Некоторое преимущество при стрельбе у него все же было, если учесть полную внезапность и возможность стрелять по ногам. Коленка — вырубил, оставил без движения, бедро — адская боль и шок.

Он попробовал забраться под кровать, примериться. Все было вполне терпимо. С боку на бок можно было повернуться бесшумно. И обзор был довольно хорош, если иметь в виду нижнюю часть комнаты. Находясь под кроватью, попутно он сделал еще один важный для себя вывод: судя по количеству пыли и паутины, хозяин заглядывает сюда редко. Как все холостяки, он, по-видимому, качественно моет лишь середину пола, а уж по углам да по краешкам — невидимые миру слезы! О последнем обстоятельстве Никифоров подумал с сочувствием, какового допускать ему было нельзя, если иметь в виду предстоящие боевые действия.

Он выбрался было и стал обирать с колен паутину, но в ту же минуту ему пришлось затолкать себя назад, в неуютную и пыльную темноту, потому что в замке скрежетнул и стал поворачиваться со щелчком, как и положено при двух оборотах, ключ.