Ближе к вечеру он был готов: вымыт, чисто выбрит, приятно надушен и одет, как с иголочки, в черный костюм, замшевые перчатки, блестящий цилиндр и плащ, поверх которого оказался небрежно накинут белоснежный шарф. Как всегда образ дополняла увесистая трость с серебряным набалдашником в виде головы волка. В таком виде молодой дворянин спустился вниз, где его уже давно ожидал Мартин. Увидев Волкова, испанец лишь усмехнулся, хотя и сам, на искушенный взгляд Владимира, выглядел более чем вызывающе: в высоких сапогах до колен, коричневой куртке из мягкой кожи и темно-зеленом плаще, один конец которого оказался перекинут через плечо, а другой, проходя под мышкой, соединялся на груди золотой цепочкой; на голове у Мартина красовалась широкополая шляпа с павлиньим пером, а в левом ухе поблескивала жемчужная серьга.
— Вот так должен выглядеть настоящий мужчина! — гордо сказал испанец.
— Прости меня, Мартин, — усмехнулся Владимир, — но я думаю, что перья мне не пойдут.
— Каков наглец! — возмутился испанец. — Я купил эту шляпу в самом Мадриде и там это последний писк!
— Возможно, в Мадриде перья и правда в моде, но у нас… ты больше похож на расфуфыренную курицу!
— Гнусный мальчишка! — взревел Мартин. — Если ты еще раз что-нибудь скажешь о моей шляпе, я не посмотрю на то, что ты стал взрослым и разукрашу твою задницу пряжкой своего ремня, как в былые годы!
— Хорошо, хорошо, — постарался успокоить своего наставника Волков. — Как тебе будет угодно. И если хочешь знать, у тебя довольно миленькая шляпка, у нас такие тоже носят… — Владимир отступил на шаг и добавил, — правда, лишь дамы.
Мартин покраснел, а его глаза наполнились негодованием, и он уж было открыл рот, чтобы хоть что-то возмущенно сказать, но Владимир опередил его:
— Не кипятись, Мартин, я пошутил! Давай обсудим новые веянья моды, как-нибудь в другой, более удобный момент, а пока предадимся более насущным делам. К тому же мы уже опаздываем! Карета подана, так что поторопимся.
— Карета, тоже мне карета, — пробурчал Мартин. — Знаю я твои кареты! Так старый скрипучий экипаж! Но ты как всегда выкрутился, cachorro[13]
. Если бы не этот прием я бы надрал твою задницу!— Какое счастье, что он меня спас, — усмехнулся Владимир и направился к выходу. — Кстати, а твоя серьга довольно мила.
— Правда?
— Нет, я опять пошутил.
— Гнусный мальчишка!..
Не прошло и часу, как их экипаж прибыл к парадной поместья Ларионовых. В дверях гостей встречали слуги, которые, любезно кланяясь, забирали у вновь пришедших верхнюю одежду и показывали, куда следовать дальше. Владимир отдал им плащ и цилиндр, Мартин тоже скинул плащ-накидку и уже собирался снять шляпу, как вдруг один из слуг произнес:
— И шпагу, господин.
— Что? — возмутился испанец. — Ты хочешь, чтобы я отдал тебе свою шпагу?! А может мне еще и кальсоны снять и пойти на прием к твоей госпоже с голым задом?!
— Нет, господин, — пролепетал напуганный слуга. — Я прошу у вас только шпагу.
— Мартин, не паясничай, — произнес Владимир. — Просто отдай ему свою шпагу, здесь так не принято.
— Почему же тогда они не просят твою трость?
— Потому-что это всего лишь трость! — с нажимом на последнее слово, сказал Волков.
— Всего лишь трость! — передразнил испанец.
— Ах, кто это у нас тут возмущается? — раздался неожиданно чей-то голос, и Владимир тут же признал его, отметив про себя, что у мадам Ларионовой должно быть дар, всегда появляться не к месту. Впрочем, его негодование быстро сменилось улыбкой, а глаза просияли, когда он увидел, что вслед за маман спешит и дочка.
— Bonjour, Елизавета Федоровна, bonjour, Анечка, — любезно улыбнулся Волков.
— А, Владимир, я отчего-то так и подумала, что это именно вы, — сказала мадам Ларионова, наводя на испанца лорнет. — Ах, кто это с вами?
— Это мой старый друг и наставник…
— Мартин де Вилья, к вашим услугам, сударыни, — снимая перед дамами шляпу, отчеканил испанец. Затем он нежно обхватил ручку Елизаветы Федоровны и, поцеловав ее, произнес: — Владимир сказал мне, что мы едем на день рождение к одной юной даме, но он и словом не обмолвился, что у нее такая красивая старшая сестра.
Мадам Ларионова покраснела, как должно быть не краснела уже много лет, и в смятении отдернув руку, произнесла:
— Вы мне бессовестно льстите!
— Отчего же, мадам? — разыграл истинное удивление Мартин. — Вы так похожи на эту юную даму, — испанец кивнул в сторону Ани, скрывающей улыбку за нежно голубым бархатным веером, и добавил, — кем вы еще можете ей приходиться, как не сестрой?
Владимир тоже в этот момент еле сдерживал усмешку, опасаясь, что Елизавета Федоровна рассердится, но обаяние Мартина оказалось на высоте, и мадам Ларионова поддалась ему. Она игриво рассмеялась и, махнув на льстеца рукой, произнесла:
— Ох уж мне эти испанцы, они все такие галантные, не то, что наши ухажеры! — Затем она перевела взгляд на Волкова и произнесла: — Владимир, вы поступили верно, пригласив друга. Думаю, он всем придется по нраву.
— Я в этом не сомневаюсь, мадам, — кивнул Владимир.