– Напомню, что во времена Средневековья грамотность была настолько редка, что человек, умеющий читать и писать, считался чуть ли не академиком. Однако власть Книги от этого только увеличивалась, а не ослабевала. Таков парадокс. Заметим, что в то время и печатного станка даже не существовало. Создать какую-нибудь книгу равнялось тому, что мы сейчас называем киноиндустрией. Это требовало невероятно много времени и денег, требовало усилий очень многих людей. Сначала надо было обзавестись достаточным количеством пергамента, то есть кожи очень тонкой выделки, пишущими инструментами и чернилами. Затем следовало нанять хорошего скриптора, затем – иллюстратора и, наконец, переплетчика. Каждый плод такого коллективного труда поистине становился уникальным, единственным в своем роде. Выделка пергамента, приготовление чернил, труд переписчика, переплетчика – все это делало любую книгу по-настоящему живой. Она буквально вбирала в себя пот, а иногда и кровь своих создателей, вбирала, всасывала в себя их жизни. На изготовление любого такого артефакта уходили годы, десятилетия. Получалось, что книга хранила не только информацию, заключенную в самом тексте, но и считывала информацию с тех, кто ее создавал. В результате получался своеобразный гипертекст, наподобие современного компьютерного, только не виртуального, а живого содержания. Известно, что в Средневековье к книгам относились как к живым существам. Евреи в Праге даже хоронили отслужившие свой век Торы. Считалось, что в противном случае Пятикнижие начнет вместо добра творить зло, потеряв от времени всякую связь с живой реальностью. Книга существовала лишь в рукописной форме. Распространялась она крайне медленно. Монахи приходили из других монастырей и тратили годы на переписывание одного манускрипта. Иногда одного святого человека сменял другой. Человеческая жизнь была необычайно коротка, я бы сказал, мгновенна в сравнении с жизнью какого-нибудь манускрипта, который, как вампир, мог поглотить не одну монашью судьбу. И знаете, сколько всего книг было в средневековом мире?
Ну, сколько?
тридцать тысяч, не более. И все они в основном крутились вокруг одного источника, то есть вокруг одной матрицы – Библии. Но матричная схема могла распространяться не только на Библию. Были и другие книги-матрицы, способные превращаться в мощнейшие галлюциногены сродни наркотическим средствам. Вот так! – заключил доцент и победоносно посмотрел на своих собеседников.
Безрученко заметно забеспокоился. Эти образованные, кажется, действительно говорили дело. Против фактов не попрешь, а доцентишка только фактами, собака, и сыпал – аж в глазах зарябило.
У одного моего знакомого ученого на разных квартирах собрано пятьдесят тысяч томов, – словно окончательно решив добить оппонента, начал Сторожев. – Посчитайте сами, насколько он переплюнул все Средневековье.
Да ну?! – удивленно выдохнул издатель.
Нет, не скажите, Леонид Прокопич, не скажите, – заметно повеселев, продолжил доцент. Он явно попал в свою стихию и готов был распустить хвост. – И в эпоху Просвещения Книга могла обладать колоссальной властью. Кому не известна та сенсация, которую вызвал во всей Европе в конце XVIII столетия сентиментальный роман английского писателя Ричардсона «Кларисса Гарлоу»?!
Мне, – решил слегка осадить доцента издатель.
Простите, что? – переспросил слегка обескураженный доцент.
Я говорю, что мне не известен ни роман, ни тот шум, который он наделал лет двести назад в Европе.
Простите, но вы же читали «Евгения Онегина»?
Хотите правду?
Конечно.
Не читал. Но сочинение по нему писал.
И что поставили?
Неважно. Я просто хочу, чтобы вы учитывали и меня. Будьте проще. Про галлюциноген и Книгу-матрицу, Книгу-наркотик, не скрою, мне понравилось. В этом что-то есть, хотя далеко еще до полного понимания.
Я постараюсь как можно яснее изложить всю стратегию.
Очень хорошо, господин Сторожев, очень хорошо. Продолжайте, пожалуйста, но не увлекайтесь особенно.
Позволите, я вернусь к «Клариссе Гарлоу»?
Если в этом есть острая необходимость, то возвращайтесь, но только без особых отступлений.
Ладно, без отступлений так без отступлений. Роман «Кларисса Гарлоу» печатался в одном журнале и выходил постепенно, частями. Читатели, увлеченные началом романа, нетерпеливо ждали его развязки, в то время как автор продолжал не торопясь рассказывать о всех злоключениях героини Клариссы, о ее сердечных и физических страданиях. Сведения о состоянии здоровья Клариссы передавались из уст в уста, сотни людей молились о выздоровлении выдуманного персонажа, женщины писали автору трогательные письма, а сам король наводил справки у своих министров о здоровье никогда не существовавшей женщины.
Ну и при чем здесь «Дон Кихот»? Хочу напомнить, что с него все и началось.