Если бы капитан не знал Слонимского, может быть, и не бросилась бы так в глаза его растерянность. Да что там растерянность — плохо скрываемый ужас метался в светлых глазах юриста, когда он наконец поднял голову и глянул на капитана. Маленький светлый кабинет Поддыхова, предоставленный хозяином для беседы с людьми давал возможность Ермакову близко, совсем рядом видеть искаженное страхом лицо собеседника. Руки Слонимского тоже заметно дрожали, зажатые между олен Ермаков невольно отвел глаза — зрелище было не из приятных. Да и вообще этот разговор с юристом был одним из самых скверных. Капитан надеялся, что Слонимский, юрист по образованию и бывший работник прокуратуры, сумеет оценить ситуацию, но страх словно парализовал способности Евгения Васильевича и сделал допрос до отвращения наивным и лживым.
— Нет-нет, — трагическим шепотом сказал Слонимский, — я не видел Ирину в тот вечер, а отпечатки — что ж, я ведь бывал у нее раньше. И коньяк носил, как же к женщине — без коньяка. Выпивали мы, вот и на рюмках… Но не в тот вечер, нет-нет-нет!
— Что же вы так, — укоризненно заметил Ермаков, — не понимаете, что женщина не могла держать на кухонном столе бутылку, рюмки несколько дней? Это же элементарно — помыла бы, обязательно в тот же вечер. Судя по ее квартире, она порядок любила. И вдруг рюмки, бутылка на столе. Она что, по-вашему, отпечатками пальцев ваших любовалась? — попытался он пошутить, но юрист даже эту неуклюжую шутку схватил, как спасательный круг:
— Женщина она и есть женщина. Кто поймет ее? Может быть, и любовалась, может, хотела подольше сохранить память о встрече. Стоят наши фужеры — будто я рядом, будто мы вместе. Женщина есть женщина. И потом, Ирина меня любила, я уверен в этом. И объяснять ее действия сейчас, когда она мертва… Боже, Боже мой, Ира мертва, — застонал он и закачался на стуле из стороны в сторону — тоже зрелище не из приятных, — нет, я не взялся бы объяснить ее действия.
Ну что ты будешь делать?! Розыскник Ермаков повидал на своем служебном веку разных людей, и не переставал удивляться их разности. Особенно такой, как сейчас, когда видел знакомого человека совсем в другой ипостаси. Вальяжный, уверенный в себе, логичный в суждениях и, казалось, трезвый в поступках, юрист Слонимский совсем потерял голову от пустячных вопросов. Ну зачем отрицать вечернюю встречу? Зачем, скажите на милость, если Жека не причастен к смерти Росиной? Неужели юристу неясно, что он лишь настораживает розыск нелепыми объяснениями? Да ладно настораживает — время тянет, драгоценное время. Итак, зачем?
Слонимский между тем встал, слегка пошатнувшись, подошел к двери — всего-то пять шагов, не больше. Постоял, прислушиваясь, покачал головой, направился к окну, выглянул. Словно кто-то мог быть за окном кабинета — это на третьем-то этаже!
Капитан с удивлением наблюдал за странными действиями юриста, а тот склонил лицо прямо к уху розыскника. Трагический шепот сменился многозначительным:
— Тайна Ириной смерти здесь! — его опять чуть бросило в сторону, он будто отпрянул и ткнул указательным пальцем в поддыховский стол: — Тут, тут! Узнайте о том, что произошло в "Красоте”. Узнайте, узнайте… Все станет на свои места…
Слонимский уже не обращался к собеседнику, говорил как с собой: тихо, с придыханием, задумчиво и печально:
— Я пытался, не удалось. Никому не удалось… Зачем? Кому мешала Ира? Почему? Получите ответы на эти вопросы. Я вам открою свои подозрения: совещание… Странное совещание… Накануне… Собственно, ничего странного на первый взгляд. Но только на первый.
Ермаков подавил желание задать вопрос. Почти бессвязная речь юриста, он чувствовал, имела какой-то смысл, какое-то второе значение. Может быть, сам он пытался понять, проанализировать случившееся и действительно не имел отношения к страшным событиям? Ну, пусть порассуждает, послушаем, поразмыслим. Вопросы не уйдут.
— Кто стоял за ним? Гусенков — пешка. Скареда и трус. Змей? Тупорылый боевик… Кто? А-а-а! — Слонимский вдруг застонал, прижал ладони ко рту, плюхнулся в кресло и крикнул: — Не был, не был я у Иры, не был!
Истерический этот крик изменил планы капитана, и он выложил свой козырь:
— Вас видели там. В этот вечер видели, в последний, трагический.
— Кто? Кто видел? — перебил розыскника Слонимский, и Ермаков засмеялся:
— Ну, Евгений Васильевич! Мы же юристы! Неужели вам повторять банальную истину: вопросы задаю я?
— Простите, простите, — Слонимский снова перешел на трагический шепот, и его поднятое лицо испугало капитана: стало вдруг асимметричным, странно неподвижным и бледным.
— Вам плохо? — едва не опрокинув тяжелый подды-ховский стул, Ермаков выскочил из-за стола, больно задев бедром острый угол, чертыхнулся, и опущенные на плечи допрашиваемого руки ощутили крупную дрожь, сотрясавшую тело Слонимского.
— Нет-нет, — с трудом разлепились Жекины губы, — это пройдет. Воды мне, воды, — и медленно начал заваливаться на бок…
Снова Поддыхов