Тайна Эмили

– Эта тишина – волшебница, – сказал ей вампир, – она говорит на всех языках, которые когда-либо звучали на земле, она знает обо всех слезах и мечтах этого мира. Её власть безгранична. Она не обвиняет, и всё-таки она – единственный судья, перед которым все действительно равны. Её поцелуй – бархатистая тьма, её дыхание – умиротворяющее спокойствие, и нет большего утешения, чем прохлада её объятий. Она – начало и конец. Нет большей волшебницы, чем эта тишина.

Эмили было непросто рассматривать смерть с такой точки зрения, ведь это она отделила девочку от прежней жизни. Она ещё слишком хорошо помнила, как пыталась перед первым заседанием у Мерлина размышлять о смерти. Но затем девочка-дух последовала за тишиной, которая нашёптывала у неё внутри её имя, и осознала, насколько прав был Бальтазар. Смерть несла в себе тот ужас, который Эмили всегда связывала с ней. Но она стала и её доверенным, позволившим ей увидеть потусторонний мир, стала и другом, напомнившим, какой бесценной была жизнь, стала и её путеводной звездой во тьме.

Когда Эмили скользила сквозь ночь, город растворился под её взглядом. Бальтазар тенью следовал за ней, она замечала его лишь краем глаза, так как всё её внимание было сосредоточено на следовой дорожке, которая вела её по площадям и улицам, пока не привела наконец в жилой квартал. Шум города стал тише. И в то же мгновение, когда они оставили за спиной светлые улицы, след стал резко холоднее.

Эмили перевоплотилась в невидимку и продолжила свой путь, теперь медленнее и ещё внимательнее, чем прежде. Плечо к плечу, они с Бальтазаром добрались до какого-то внутреннего двора со множеством закоулков. Темнота тут лишь слабо перемежалась со светом, падавшим из окон нескольких квартир, но глаза Эмили уже умели видеть сквозь тени. В одной из ниш этого двора она остановилась и стала пристально всматриваться в противоположный угол, где мрак был особенно непроницаемым. И там совершенно неподвижно, словно фигура из камня, стоял мертвец.

Мёртвые могли спать так же недолго, как и духи, к восстанавливающим сновидениям они тоже относились не слишком почтительно, поэтому вместо сна они часто впадали в разновидность комы и стояли где-нибудь в тёмных углах, как зомби с белыми глазными яблоками, и отдыхали от суеты и тягот живого мира. Всё это Эмили знала – теоретически. Но сейчас при виде мертвеца она всё-таки не смогла справиться с ознобом, который охватил всё её тело.

На вид это был молодой человек лет двадцати, одет он был в типичный для мёртвого чёрный костюм, который выглядел так, словно его сшили из крошечных лоскутков. Впалые щёки и бледный восковой цвет кожи можно было бы объяснить и болезнью. Но его неподвижность и горящие огнём глаза стирали всякую видимость того, что это человек. В нём больше не было жизни, это Эмили чувствовала всеми фибрами своего невидимого тела. Тут были только холод и тишина.

Девочка-дух изо всех сил постаралась вытеснить из своего сознания беспокойство и скованность. Она пришла, чтобы отправить этого мертвеца назад в его царство, и именно это она сейчас и сделает. Время было идеальным. Он был в трансе, а это значило, что она могла застать его врасплох. Возможно, ей удастся достаточно быстро подойти к нему, чтобы суметь прикоснуться до того, как он начнёт сопротивляться. Ей нельзя было дольше медлить, он мог в любую минуту выйти из комы, и тогда…

– Подожди!

Только когда в её голове раздался голос Бальтазара, Эмили заметила, что уже подошла к мертвецу. Она быстро отпрянула назад, в нишу. Проклятие, ей надо было собраться! Одно необдуманное движение – и мертвец её заметит. Однако чем дольше она ждала, тем быстрее уходили её силы. Девочка вопросительно посмотрела на Бальтазара. Взглядом он фиксировал мертвеца, но выражение лица у него было как у охотника, воспринимавшего окружающий мир со всех сторон. Между бровей у него легла глубокая складка, и Эмили, волнуясь, высоко подняла плечи. Вампиру явно что-то не нравилось. Это впечатление усилилось, когда он положил руку на меч.

– Оставайся там, где стоишь, – пророкотал он в её мысли. – Я скоро вернусь.